Думатека (сборник)

Этот человек появился странно и непонятно, и казался очень странным. Почему он такой странный, никто не мог определить. Он казался совсем не человеком, а больше сказочной птицей, странной, произносящей неясные не опознанные ранее звуки. Никто не знал, что о нем можно и подумать, предложить. Кто-то говорил в его адрес, что он больной, он баловень, распущенный, отсталый от жизни. Никто о нем не догадывался на самом деле, точно он скрывался во множестве перьев, как птица, или как цветы в лепестках, или… ну, много еще можно находить сравнений.

Только о нем и ходили смутные догадки. Он сидел, как непонятная птица, задрав голову, будто почти опрокинувшись назад, сгорбившись, и производил непонятные телодвижения, даже не похожие на танец. Он вздыхал, точно задыхался от таких содроганий и соприкосновений, производимых тысячи и тысячи раз.

Можно было о нем подозревать. Упрекать, критиковать. Но он был невредим, чем-то даже пытлив, застенчив и легко раним.

Никто не мог сказать ему такое, о чем прежде любили выражаться. Что-то вроде того: «А, мы с вами, кажется, встречались раньше. А, знаю. Знаю, я там был миллион раз, где и Вы, и тоже видел, как и Вы, и читал тоже самое, и между нами не может быть никаких барьеров».

Но что-то многих останавливало в таких случаях, точно резких сигнал.

Конечно, нет. Этого человека-птицу никто не мог ни ранить, ни потрогать. Точно он сидел в золотой клетке, которая оберегала его от нечистых рук, воров и посягательств. Человек-птица даже говорил непонятно, с некой интонацией, и будто мысли возникали в неизвестном направлении, непонятно откуда и непонятно куда были направлены.

Единственно, он улавливал то, что было ему понятно, что его волновало, не задевая его внутреннего спокойствия, и было доходчиво. При этом внешнем бездействии он сильно напрягался, будто производил большую работу, нагревался всем телом, сердце его начинало стучать, он ловил импульсы, как-то отвечал на них и потом умолкал.

– Странно, неужели что-то произошло, – думали все, удивляясь непонятной деятельности человека-птицы. И было немного дико.

Человек-птица чувствовал все, что о нем думают, и как в зеркале, отражалось на нем настроение окружающих. Ему становилось печально, что много непонимающих вокруг. Он думал, что его должны понять, узнать его желания, чувства, мысли. Ведь в нем горит столько энергии и знания. Но никто не мог развеять его печаль. И он так и сидел в своей золотой клетке, и ждал чего-то чистого, светлого, нежного, разглядывая ночное небо, переливающееся в свете звезд и фонарей.

18.05.16.

Задирака

Жил да был Задирака. Ну, звали его так. Может оттого, что немного картавил и из-за этого казался чуть несерьезным, глуповатым, неряшливым. Ну, хоть и не подшучивали над ним, и не дразнили, а как-то больше не замечали и обходили стороной.

Только когда Задирака повзрослел, ему захотелось нравиться девушкам, строить им глаза и крутить романы. И он понял, ему нужна модная одежда. В противном случае, все получится нескладно, будто он неудобный человек какой. То ли у него одежда немодная, то ли встреча не к месту. Будто все не как у людей.

– И чего я такой несовременный, немодный. То – не то, это – не это, не то и не сё. Ну, кто же подберет мне такой моденпол, чтобы сшить самую эффектную одежду?

– Где бы мне найти такого мастера, чтобы он мне костюмчик пошил славный, чтобы я смотрелся в нем всегда на все «100», – подумал Задирака и отправился в лес гулять.

Сел он на пенек и слышит, как птица поет. Вроде ей неудобно на тоненьких ножках, да на качающейся ветке. Вот-вот схолостнется она, и с птицей случится непоправимое. Однако, птица ловко взмахнула крылышками и улетела. Раз удобно ей так, так она и счастлива, и поет, и летает.

И подумал Задирака:

– Умная эта птица. И наряд у нее славный, по ней, и не мешает. Вот бы и мне приобрести такой небесный костюм, ну, самый совершенный, значит, чтобы никому не мешало и самому было удобно.

Вышел Задирака на поляну под открытое небо, лег на травянистый коврик и смотрит вокруг себя. И тут возникли перед ним небесные мессии, окружили его со всех сторон и кричат:

– Кто ты, что ты есть, что ты сделал для людей, для всех живущих на земле? Что ты можешь, в чем твое творение на земле?

– Да, что я могу? – спросил себя Задирака. – Много чего могу. Но всех дел не переделаешь. Наверно, потому что я такой большой.

Только так подумал Задирака, и мессии исчезли. Лежит опять Задирака на травке и смотрит в небо. Как вдруг возникли небесные пассии и накинулись на него.

– Кто ты, кто ты такой, что занял это место под солнцем? Как ты посмел такое, и знаешь ли ты историю, для кого все было сделано, и кем устроено?

Тут Задирака ничего не мог ответить пассиям. Он почувствовал себя ничтожно малым человеком, которого чуть ли не раздавили, как комара. Сердце юркнуло в пятки у него, и Задирака притих, почти не дышал, и казалось это целой вечностью. И пассии исчезли.

Лежит опять Задирака на полянке, смотрит в чистое небо. Стало ему легко-легко, что даже подозрительно ему от такого состояния.