Думай, Гарри, думай! (СИ)

— Зато я с вами закончил, — безжизненно промолвил подросток, — со всеми. И только попробуйте меня остановить.

Он неторопливо вытащил волшебную палочку.

— Эй! — дядя Вернон моментально сменил тон. — Убери… это. Тебе нельзя колдовать за стенами дурдома, который у вас называется школой!

— Из «дурдома» меня выперли, — без эмоций сообщил Гарри, — так что теперь я могу делать всё, что хочу. И я ухожу отсюда.

Дядя остолбенел, тётя даже всхлипывать перестала. Только Дадли по-прежнему молчал и бессмысленно ворочал глазами. Поттер сделал ещё пару шагов к двери. И тут в окно стрелой влетела ещё одна сова, бросила клочок бумаги к ногам волшебника и так же стремительно исчезла. Гарри равнодушно поднял бумажку и прочёл:

«Гарри, Дамблдор только что прибыл в министерство. Он старается всё уладить. НИКУДА НЕ УХОДИ ИЗ ДОМА. НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ НЕ КОЛДУЙ. НЕ СДАВАЙ ПАЛОЧКУ. Артур Уизли»

— Ладно, — устало сказал Гарри, — я передумал. Я остаюсь.

Он плюхнулся на стул у кухонного стола напротив Дадли и тёти Петунии. Не успел он вздохнуть, как в окно ворвалась ещё одна сова, приземлилась на стол, прямо перед ним, и выронила письмо из клюва. Гарри распечатал его, а птица улетела. Мистер Дурсли с возмущением протопал к окну и захлопнул его так яростно, что стекло задребезжало и едва не выпало.

«Уважаемый м-р Поттер! В дополнение к нашему письму от сего числа сего года, отправленного приблизительно двадцать две минуты назад, сообщаем, что Министерство магии пересмотрело своё решение касательно уничтожения Вашей волшебной палочки. Вы имеете право сохранять её у себя вплоть до завершения дисциплинарного слушания Вашего дела, которое состоится двенадцатого августа и на котором относительно Вас будет принято окончательное официальное решение. Также, доводим до Вашего сведения, что, после беседы с директором Школы Хогвартс, Министерство согласилось отложить решение вопроса о Вашем исключении вплоть до вышеупомянутого слушания.

С наилучшими пожеланиями,

искренне Ваша, Мафальда Хопкирк,

Отдел неправомерного использования колдовства».

Гарри перечитал письмо три раза подряд, пока до него наконец-то дошло, что вопрос об его исключении ещё окончательно не решён. Парень испытал огромное облегчение: Дамблдор всё-таки на его стороне. Теперь всё зависело от дисциплинарного слушания двенадцатого августа…

— Ну, — напомнил о своём существовании дядя Вернон, — что на этот раз? Тебя в тюрьму посадят, или как? Смертная казнь-то у вас вообще бывает?

— Мне назначили слушание, — сказал Гарри, — дисциплинарное.

— И тогда тебя приговорят?

— Скорее всего, да, — вымолвил Гарри. Он знал, что именно это и хочет услышать мистер Дурсли, и крайне боялся, что так и будет. Потом он сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться. У него опять начинала болеть голова. Больше всего на свете ему хотелось оказаться где-нибудь далеко-далеко отсюда, от этой кухни и от этих Дурсли. Он бездумно уставился на Дадли. У кузена был такой жалкий вид, что Гарри вдруг вспомнил, как сам впервые столкнулся с дементорами.

— Дайте ему шоколад, — обречённо вздохнул волшебник и поднялся из-за стола. Всё ещё не выпуская из руки волшебную палочку, он вышел из кухни, сопровождаемый обалделыми взглядами онемевших родственников.

…«На меня напали дементоры, и меня могут исключить из школы. Я хочу знать, что происходит, и ещё хочу поскорее выбраться отсюда», — Гарри трижды написал эти слова на отдельных кусочках пергамента, как только оказался в комнате, у своего письменного стола. Первое письмо он адресовал Сириусу, второе — Рону, а третье — Гермионе. Сова Гарри, Хедвига, улетела на охоту, её пустая клетка стояла на столе.

В ожидании её возвращения Гарри мерил шагами комнату. Голова пульсировала от боли, и в ней теснилось столько мыслей, что заснуть вряд ли бы удалось, хотя от усталости болели и чесались глаза. От того, что ему пришлось тащить на себе громадного Дадли, ужасно ныла спина, а ещё жутко саднила шишка на голове. Охваченный злостью и досадой, Гарри шагал туда-сюда, сжимал зубы и кулаки и, проходя мимо окна, всякий раз бросал сердитые взгляды на усыпанное звёздами небо. На него наслали дементоров, ему грозит исключение из Хогвартса, его ждёт дисциплинарное слушание — а никто из друзей так и не потрудился объяснить, в чём дело. Почему он должен сидеть здесь, как сова в клетке, лишённый всякой информации? Почему с ним обращаются как с несмышлёным младенцем? «Ни в коем случае не колдуй, никуда не уходи из дома…»

Оказавшись у сундука со школьными вещами, Гарри в раздражении пнул его ногой, но от злости не избавился, наоборот, почувствовал себя ещё хуже: к страданиям и без того измученного тела прибавилась острая боль в большом пальце.

И тут, как раз когда он доковылял до окна, с улицы, тихо шурша крыльями, влетела Хедвига, похожая на маленькое привидение.