Дульсинея и Тобольцев, или 17 правил автостопа

– А разве это так необходимо, о Иван?

Ее трясло. Ей было плохо. Просто оттого, что она разочаровалась. Ей смотреть на него было больно. Словно ударил. Своей ложью. В самое больное.

– Тебе захотелось переночевать в моей квартире? Продлить приключение? Набраться новых впечатлений? Удалось. Поздравляю! Удалось, – голос дрожал, потому что она пыталась его удержать, не сорваться на повышенный тон. – Очень хорошо соврал. Очень жестоко, Ваня. Знаешь, можно было бы и по-другому. Не про здоровье близкого человека. Ты не боишься вот так… беду накликать? Совсем не боишься? Забавно все получилось, правда?

– Нет, это было не забавно. Не для меня. Просто… просто мне на самом деле ОЧЕНЬ НУЖНО было остаться в Москве, – он запустил руки в волосы и тут же привел их в полный беспорядок. Как мальчишка. И сами руки у него были… мальчишеские. С этими ремешками, заусенцами, царапинами. Дуня давно подметила. Никакой выхоленности. Разве что всегда чистые.

– Про больную бабушку сказать было проще, чем рассказывать, зачем это нужно на самом деле, – продолжал он. – Правда, знаешь, выглядит часто так, что в нее хрен поверишь. Но я в любом случае уже сто раз пожалел, что сделал это. Могу извиниться, если тебе станет от этого легче.

– А тебе? Тебе легче станет? Знаешь… – он так и стоял у двери, не давая Дуне выйти, а она была напротив и не приближалась, – есть такое выражение: «Делай что должно, и будь что будет». Наверное, ты выставил меня дурой. Наивной доверчивой дурой. Над которой стоит посмеяться. Вот только мне не стыдно, потому что моя совесть чиста. Понимаешь? Потому что в тот момент, прекрасно зная, что рискую, пуская к себе незнакомого человека, я знала также и то, что поступаю правильно. С человеческой точки зрения. Плюнув на все свои страхи, которые были. А они были, Иван. Поэтому мне и без извинений… легко. А вот как тебе?

– Господи, Дульсинея! Откуда ты взялась такая чистая и правильная, а?! Хочешь вынудить меня сказать, что мне стыдно?! Ладно, окей! – он поднял руки вверх, словно сдаваясь. – Мне. Стыдно. Последний раз мне было стыдно лет пятнадцать назад. Довольна?

– Довольна, – Дуня сузила глаза и смотрела прямо на его слегка покрасневшее лицо. – Думаю, теперь наш разговор закончен и я могу выйти… по направлению к складу?

– Я тебе не верю. Ты злишься. Тебе хочется меня ударить, – Тобольцев в одно мгновенье снова стал знакомым наглым автостопщиком и сложил руки на груди. – Валяй.

– Я не бью людей. Но могу подставить подножку, – предупредила Дуня. – А могу наступить каблуком на ногу. Сам откроешь?

– Подножку я уже оценил. Давай каблуком. Если росинанта не жалко. Или ты людей не бьешь, а лошадей можно?

Этот разговор никак не прекращался. Начинался какой-то фарс, от которого она стала уставать.

– Что тебе от меня надо, автостопщик? – спросила в лоб. – Мы уже все выяснили. Ты принес извинения, я их приняла. Тема закрыта. Что тебе надо еще?

– Да если бы я сам знал… – вздохнул он в ответ, да так непритворно, что впору поверить. Снова. – Ладно, тема и в самом деле исчерпана. И раз уж ты категорически не настроена пачкать об меня свои ручки и ножки – пойдем, провожу тебя к выходу из ресторана.

Как случилось все дальнейшее, Дуня так и не поняла. Видимо, зайдя в кабинет, Тобольцев не захлопнул дверь, а только прикрыл. Потому что кто-то вдруг внезапно толкнул ее со стороны коридора, и Иван полетел резко вперед, прямо на нее. Просто сшиб. Дуня упала куда-то назад и ударилась спиной о стол. О самое ребро. От боли на мгновение просто выключилась. Автостопщик по инерции приземлился сверху, но в последний момент успел упереться руками в столешницу и не придавить Дуняшу. Зато смахнул со стола бумаги, и они с шелестом летали теперь по всему кабинету.

– Простите, – прозвучал чей-то голос из коридора, и дверь снова захлопнулась.

Только открыв глаза и увидев прямо перед собой лицо все того же Тобольцева, Дуня поняла, что, наверное, какое-то время лежала с закрытыми, пытаясь унять боль.

– Мне надо, – прошептала, – как-то сползти вниз. Спина. Отойди, пожалуйста.

– Кажется, мы квиты, теперь я тебя уронил, – он еще шутил, помогая ей аккуратно спуститься на пол и придерживая за плечи. – Хотя я это не специально. И остальное тоже… не специально. Где ударилась, покажи. Это все ваши каблуки дурацкие – такие неустойчивые!

– Поясница, – сказала слабо. – Сейчас.

Иван тоже оказался с ней на полу и внимательно, даже встревоженно смотрел. А Дуня скинула туфли, встала на четвереньки, опустила голову вниз и постаралась расслабиться, снять нагрузку с позвоночника. Она знала, что есть такое упражнение, когда сначала выгибаешь спину вверх, словно разозлившаяся кошка, а потом вниз. Но при Тобольцеве, конечно, делать такое не могла. Да и злиться уже сил никаких не было.

– У тебя она раньше болела? – почувствовала осторожное касание к своей пояснице. И голос совсем рядом. И сам он рядом.

– Мне кажется, что до встречи с тобой, автостопщик, у меня ничего не болело. А вот как ты только вышел из леса…