Духи рваной земли

На следующий день, придя на площадь возложить свежие цветы, горожане увидели стоящую на могиле Реликвию. Подивившись чуду, они отправились к дому святого Педро и обнаружили, что шкаф, где хранилась Реликвия, заперт, а между тем единственный ключ от него похоронили вместе со стариком.

Горожане пали ниц. То было второе чудо, совершенное святым Педро, покровителем Священной Реликвии.

Белый полумесяц на личике Эстрелиты провалился в круглый черный зевок. Дождавшись, когда умолкнет последняя нота, Умберто сказал, что закончит песню завтра.

– Gracias. – Веки опустились. Девочка моргнула, сопротивляясь сну, и уступила.

Артист наклонился, поцеловал свое самое любимое творение в лоб, поправил хлопчатобумажное одеяло, поднялся, прошел к двери, открыл футляр для инструмента и увидел кошель с самородками, полученный днем от отчаявшегося техасца.

Умберто не верил в непосредственное божественное вмешательство, о котором только что пел, но теперь все же произнес молчаливую молитву за похищенных gringas. Потом он положил в футляр своего четырехструнного ребенка, задул огонь в лампе и ощутил в животе ком страха, которым каждый хороший отец награждается в день рождения первой дочери.

Глава 12. Пожиратели скотча и текилы

Натаниэль Стромлер поправил котелок и зашагал по единственной в Нуэва-Вида мощеной дороге в направлении белого трехэтажного здания, окруженного колясками, дилижансами и поблескивающими, как атлас, лошадьми. Под козырьком над входной дверью висела, освещенная двумя ярко сияющими фонарями, зеленая с золотом вывеска:

Castillo Elegante de Humo, Bebidas & Dados[48]

На взгляд возможного владельца гостиницы из Мичигана, человека искушенного, трижды побывавшего в Европе и однажды (случайно) попавшего на Восток, заведение нисколько не походило на обещанное вывеской первоклассное, но параллелепипеды табачного дыма перед каждым окном, громкий резкий смех и отрывистые восклицания, одновременно радостные гневные, подтверждали наличие сигар, выпивки и игральных костей. Приблизившегося гринго почтили своим вниманием двое чисто выбритых мужчин в темно-зеленой униформе, стоявших по обе стороны от пунцовой двери. Лица у обоих были суровые и решительные, револьверы новенькие, блестящие, и Натаниэль не мог решить, то ли это частные, нанятые по контракту охранники, то ли служители правопорядка, то ли те и другие в одном лице.

– Добрый вечер, сеньор, – произнес по-английски стоявший слева. – Добро пожаловать в «Castillo Elegante».

– Gracias, – ответил Натаниэль. – Y buenas noches a ustedes[49].

Четкость и уверенность, с которыми это было произнесено, удивили охранников.

Встав под козырек, джентльмен увидел на двери аккуратное объявление, гласившее, что бедняков, рассчитывающих покурить, выпить или развлечься игрой, в «Castillo Elegante» не ждут:

No Hay Hombres Pobres Permitido[50].

Охранник справа открыл тяжелую дверь, явив сияющий и дымный интерьер, выполненный в темно-зеленых тонах.

– Amigos. – Натаниэль вручил охранникам две монеты с орлами достоинством в десять песо каждая, и глаза обоих вспыхнули – очевидно, такая щедрость не была здесь в обычае.

– Gracias, Se~nor, – сказал тот, что стоял слева. Второй благодарно кивнул.

(Натаниэль счел за лучшее заручиться расположением вооруженных охранников – на тот случай, если предпринятая им разведывательная миссия пойдет не так.)

Мрачные предчувствия отзывались острой болью и давящей тяжестью. Человек из Мичигана остановился на пороге и оглянулся на свою буланую, мерцающее небо и тени, скрывавшие сообщника, Глубокие Озера, точное местоположение которого оставалось неизвестным.

Справившись с неожиданной слабостью и наполнив грудь прохладным ночным воздухом, Натаниэль вошел в просторную гостиную, оклеенную темно-зелеными обоями, обставленную диванчиками и заполненную людьми, словно позабывшими о том, что до рассвета осталось меньше четырех часов.

Клокотала толпа мексиканцев в сверкающих голубых костюмах. Густой и едкий дым сигар и сигарилл щипал глаза. Молодые женщины в тугих кружевных корсетах предлагали улыбки и выпивку каждому мужчине, чье внимание не поглощали соблазнительно выпяченные груди. В нише, освещенной двумя фонарями, ненавязчиво поигрывала троица музыкантов: молоденький мариачи[51], женщина с кастаньетами и пожилой трубач.