Дух в бутылке

Они вернулись к лодке и направились обратно на шхуну. Каноа, выбравшийся, наконец, из своего убежища, видел их возвращение. Он испытывал непреодолимое желание оставить лес, броситься к отплывавшей лодке и просить взять его с собою. Он так бы и поступил, если бы его не удержала боязнь насмешек. Он не хотел стать смешным в глазах Мали, которая стала бы говорить: «Да, конечно, ты стал храбр, когда другие показали дорогу; сначала ты удрал, а когда посмотрел на других, стал смелее».

— Нет, — сказал сам себе Каноа, — я дождусь ночи, когда меня не сможет никто увидеть, я поплыву к ним и попрошу их взять меня к себе; они покажут мне все вещи и разрешат потрогать их.

Приняв такое решение, он улегся на живот, подложив руки под голову, и крепко заснул.

III

Он проснулся лишь ночью. Луна всплывала над водой с востока. На освещенное берегу виднелись рыбачьи шалаши и лодки.

Каноа вышел из своего убежища, на минуту остановился, наблюдая и чутко прислушиваясь. Песчаная отмель берега, изгибаясь, убегала вдаль белой лентой и упиралась в «Борго», которое покачивалось на якоре, залитое лунным светом. По песчаной косе двигалось что-то темное — это был силуэт черепахи.

Каноа хотел добраться вплавь до шхуны, но взгляд, брошенный на пироги, изменил его решение, и он направился к одной из них. В ней ничего не было, кроме копья и весла. Каноа осторожно спустил пирогу в воду, влез в нее и взялся за весло. В этот момент он увидел в направлении небольшого мыса, лежащего к востоку от бухты, три темных пятна. Это были три шлюпки с «Борго». В каждой сидели по шесть человек, хорошо вооруженных, кроме того, каждый имел веревку такой длины, что мог связать целую толпу пленников.

Каноа, конечно, ничего этого не подозревал. Из всего виденного он понял лишь одно, что эти небольшие лодки принадлежат той большой. Эта мысль на минуту приостановила его действия, но затем он вновь замахал веслом и, движимый любопытством и желанием все видеть и ко всему прикоснуться, направился вперед.

Шхуна, когда он подплыл к ней, не проявляла никаких признаков жизни. На ней не было света; за кормой непрерывно движущаяся вода разбивалась о цепь, спущенного якоря и ударялась о борта судна. Помимо этих звуков и обычного рокота рифов, никаких голосов не слышалось в тиши лунной ночи.

Направившись вдоль шхуны и выбрав удобное место, он укрепил челн и словно кошка вскарабкался на борт.

Единственный матрос, оставленный на судне, лежал на палубе и крепко спал.

Каноа увидел спящую фигуру, стал оглядываться вокруг. Высокие мачты, колеса, компас, блестящие металлические части, вооружение — все эти предметы были залиты лунным светом. Он слышал шум воды, звон цепи, треск судна, происходящий от легкой качки. И вдруг его глаза заметили свет, исходящий из кают-компании. Там горела оставленная на столе лампа, и ее свет казался янтарным на бледном фоне лунного света. Он двинулся к двери и заглянул вниз.

Тусклый свет лампы освещал нижнюю часть лестницы, верхняя же освещалась луной. Он никогда прежде не видел ступенек, ему никогда не приходилось спускаться вниз, разве только слезая с дерева.

Хотя темнота этого удивительного места пугала его, но любопытство, охватившее все его существо, пересилило страх. Он опустился на ступеньки и присел, еле переводя дух, с сильно бьющимся сердцем. Так он спускался по лестнице, присаживаясь на каждой ступеньке, пока не стал на циновку перед раскрытой дверью. Это удивительное место освещалось не менее удивительным предметом. Он никогда прежде не видел ни лампы, ни кушетки, покрытой плюшевым пледом, ни стола, ни стульев, ни ковра; ни один из предметов, находившихся в этом удивительном месте, не был ему знаком. Вид всего окружающего произвел на него впечатление разорвавшейся бомбы. Здесь же находились компас и стенные часы, стрелки которых двигались. Отведя глаза от этих изумительных вещей, он увидел на шкафу стаканы. Они казались сделанными из тяжелой твердой воды. Он потрогал их, а затем и бутылку, стоявшую рядом.

В этой бутылке капитан Нистад, финн, собственник этого судна, держал дух дьявола. Но Каноа ничего не знал про это. Он взял бутылку в руки и занялся обследованием пробки, она легко подалась, и запах заключенного духа обдал его.

Каноа поднес бутылку к своему носу. Запах, выходящий оттуда, был настолько хорош, что он приблизил горлышко к своему рту. Вырвавшийся дух обжег нёбо и сквозь горло стал входить в его нутро. Каноа кашлял, задыхался, но не переставал глотать. Держа бутылку руками за горлышко, он опустился на кушетку. Джин начал свое действие в его желудке, по всему телу разлилась приятная теплота, позывающая вновь приложить горлышко к губам.

Он не замедлил это сделать, и с ним приключилось нечто чудесное: он стал расти и раздуваться; он раздался на целый фут в вышину и на полфута в ширину, а когда все содержимое бутылки перешло в его внутренности, его рост достиг двадцати футов.

Тут он загоготал и стал фыркать. Его глаза метали искры, и все существо рвалось к действию.