Дух мщения

Абаддон схватил Ноктюа за наплечник и развернул. Терминаторский доспех Первого капитана давал ему преимущество в росте на голову. Ноктюа взглянул снизу вверх в глаза, напоминающие глаза волка, что вышел на охоту, волка, добыча которого собирается ускользнуть.

— Верни своих людей обратно в бой, — произнес Абаддон, — иначе я закончу то, что она начала.

— Да, Первый капитан, — ответил Ноктюа.

Рыцари устремились к магистру войны, и Рэвен еще никогда не чувствовал себя столь уверенным и справедливым, предвкушая убийство. Его руки пылали от готовности стабберных пушек и трескучих энергетических петель кнута.

Воины, стремившиеся к славе еще до того, как «Бич погибели» стал принадлежать ему, кричали на него, подавляя чувства своими раскатистыми боевыми кличами. Он слышал их голоса, хор бессловесной ярости. Никто из них никогда не совершал столь великого убийства, и каждому хотелось ощутить то, что ощущал Рэвен.

Он направлял их умения и силу, пользовался ими.

«Бич погибели» был острием клина, его копье было нацелено в сердце магистру войны. Эгелик и Бэнан держались вплотную по бокам. Головы опущены, ионные щиты выставлены перед сердцами.

Цепные клинки-жнецы отведены назад для удара.

Он разразился диким хохотом. Он был имперским командующим. Ему принадлежало право Первого Убийства, и каким обещало стать это убийство!

Хоруса окружали воины, броня которых казалась горящей, но странное зрелище не задержало Рэвена. Сенсориум сообщал, что другие воины направляются спасти своего предводителя. Они опоздают.

Он сжал кулак, и с наплечной установки ударил пылающий поток высокоэнергетических лазеров. Четверых черных воинов практически испепелило. «Лендрейдер» разрезало надвое.

Хорус поднялся на ноги, и, хотя на нем и был шлем, Рэвен мог вообразить страх в его глазах. «Бич погибели» щелкнул кнутом, и магистра войны отшвырнуло на разбитый «Лендрейдер». Он силился встать. На его плечах и груди вспыхивали лиловые дуги молний.

Плавающие перекрестья прицела Рэвена сошлись на янтарном оке, что было на груди магистра войны.

— Попался, — произнес Рэвен, дав волю яростной мощи оружия, которое берег для этого мгновения: термального копья.

Стремительные копья раскаленного, как солнце, света обвили Луперкаля. Когда Аксиманд проморгался, отогнав кружащиеся остаточные образы, он увидел вокруг своего господина и повелителя лишь тьму. Луперки прильнули к магистру войны, словно фанатики, умоляющиеся возносящегося бога остаться.

Они завыли, и Аксиманд почувствовал, что дневной жар пропал.

Время замедлилось. Не так, как это порой бывало в пылу боя. Совсем не так. В сущности, оно не замедлилось, а остановилось.

Мир стал неподвластен времени, будто оно здесь никогда и не существовало, не должно было быть и не могло существовать. Галактики могли бы возникнуть в круговороте, дойти в своем вращении до исчезновения, и это бы произошло в мгновение. Мясная муха могла бы взмахнуть крыльями, и на завершении движения уйти в вечность.

Это исходило из черных воинов, окруживших магистра войны, словно они черпали нечто из некоего бездонного источника внутри себя. Или же какая-то ужасная сила тянулась сквозь них, позволяя толике своего мира просочиться в этот.

Стрелы убийственной энергии из орудий рыцаря вошли в луперков. И исчезли. Они оказались поглощены, будто Двойное пламя стало темными окнами в иное царство бытия.

А затем все кончилось, и Аксиманд пошатнулся, когда ход времени догнал его, а мир мгновенно вернулся в фокус. Он оперся на щит. Сердце работало с натугой, словно оказалось в плену кожи, которая была ему слишком мала.

— Что…

Это было все, что он успел сказать, прежде чем луперки разорвали объятия вокруг магистра войны. К доспеху Луперкаля липли ручейки черного пламени, но он был жив.

Рыцарь, возглавляющий атаку, замешкался, ошеломленный тем, что цель не погибла. Его орудия поднялись исправить эту ошибку, но секундная пауза уже лишила его единственного преимущества.

И лишь эта секунда и требовалась Хорусу.

«Я должен быть мертв».

Нервные окончания горят. Боль. Боль, подобной которой он никогда не знал.

Даже при нападении на купол Возрождения не было настолько плохо. Он мог бы выдержать ожоги и физические травмы, но колючее пламя от кнута рыцаря резало нервы, словно ликующие мучители.

«Я должен быть мертв. Нет времени размышлять о том, что это не так. Справься с болью. Загони ее вглубь. Перенеси ее позже».

Луперки Мала и Таргоста спасли его. Не было времени гадать, как именно. Отступление было невозможно. Ему причинили боль, и ему нужно было причинить боль в ответ. Аксиманд и 5-я рота приближались. Все кончится прежде, чем они подберутся к нему.

Хорус поднял взгляд на атакующих рыцарей.

«Я жив, и это был ваш единственный шанс».