Франк, ради всего святого, скажи мне, что значит твое последнее письмо! Ты говоришь слова любви, и в то же время находишь, что нам лучше расстаться… По-твоему любовь наша есть нечто такое, что мы по собственному желанию можем изменить и даже совсем уничтожить. О, Франк, ты не можешь отнять у меня моей любви! Ты не знаешь, что ты для меня все счастье, вся жизнь, все, все… Ты не подозреваешь, чем ты сделался для меня. С тех пор, как я в первый раз увидела тебя у Арлингтонов, все мои мысли полны тобою. Моя любовь так сильна и глубока… Она управляет всей моей жизнью, каждым моим поступком и движением. Я не могу изменить моей любви, как не могу остановить биение сердца. Как же ты мог, как ты мог даже заговорить о такой вещи? Я знаю, что ты любишь меня совсем так же, как и я тебя, иначе я не открыла бы так своей души перед тобой. У меня есть достаточно гордости, но я чувствую, что гордости не место там, где малейшая ошибка или недоразумение могут быть роковыми для нас обоих.
Я только тогда сказала бы тебе «прощай», если бы увидела, что ты стал меньше любить меня. Но я знаю, что ты любишь меня по-прежнему. О, мой любимый, если бы ты только знал, в какой ужас приводит меня мысль о разлуке, ты не мог бы и подумать об этом! Когда я в своей комнате наверху прочла твое письмо, сердце мое так тоскливо сжалось… Нет, я не могу писать. О, Франк, не отнимай у меня моей любви! Я не вынесу этого. О, нет, нет, она все для меня. Если бы только ты был сейчас здесь, я знаю, ты поцелуями осушил бы мои слезы. Я чувствую себя такой одинокой и несчастной. Не могу дочитать твоего письма до конца. Я знаю только, что в нем ты говоришь, будто нам лучше расстаться, и я чувствую, как тоска все глубже и глубже западает мне в душу.
Выезжаю восемь пятнадцать, прибуду в полночь.