Читаем Дубровинский полностью

Дубровинский пытается читать. Но это самообман. Строчки прыгают перед натруженными, усталыми глазами. Мошкара забралась под вуаль, нестерпимо хочется сорвать сетку и чесать, чесать нос, щеки, уши, лоб. И выть. Чем он хуже Филиппа?

До окончания ссылки осталось пять месяцев. Они будут тянуться нескончаемо. В октябре он уедет отсюда. К этому времени станет Енисей. По льду легче добраться до Туруханска. А дальше не хочется и загадывать… Значит, нужно собрать все силы, всю волю и скоротать лето и осень. Это не так-то просто. В этом, 1913-м ему не придется ставить дрова, запасаться соленой и вяленой рыбой – разве что на дорогу.

Но без работы пропадешь. А за работой время идет быстрее. И отступят горькие мысли, совсем было одолевшие его минувшей зимой.

Дед Прокопий уже стар. Он ему и поможет, если, конечно, хватит сил. Да с ребятишками нужно подзаняться. Кто-то еще продолжит с ними уроки будущей зимой?

Но сколько ни придумывал для себя дел Иосиф Федорович, они не могли отвлечь его от тяжелых дум, от тоски.

Зима была такой трудной, так подорвала силы и подточила душу, что он уже не может соскоблить с себя коросту хандры.

Давно нет писем. А ведь он знает, что ему пишут, что его не забыли. Вот только не пробиться почте, пока бурлит Енисей, пока весна растопила дороги. Но попробуй прикажи сердцу! Тоска!..

Вверх к Туруханску силится проплыть пароход. Вверх еще ничего. Только медленно. А вниз пароходы пока еще не идут – течение.

Пароходный гудок долго перекатывается эхом, и почему-то от этого унылого, тоскливого воя сгущается пустота, одиночество, безлюдье.

Филипп Захаров выскочил из избы и опрометью кинулся к берегу. Но не добежал, скинул сетку и вцепился ногтями в давно небритую щеку.

Дубровинский предложил погулять. Только молча. Рядом будет человек, и, может быть, отступится тоскливое чувство одиночества.

Они часто и не сговариваясь гуляли одним маршрутом. Берегом реки до каменного мыса. Полторы версты туда, полторы обратно. На мысу можно и посидеть. Здесь всегда ветрено, сыро, и мошкара сюда не суется.

И вечером 19 мая 1913 года, как обычно, Дубровинский и Захаров прошли к мысу. Захаров вскоре вернулся. Дубровинский остался у воды.

Больше его не видели…

Может быть, и не нужно вновь ворошить документы, слухи, даже сплетни о загадочной смерти Иосифа Федоровича (его труп только 27 июня выловили мироединские рыбаки).

Но ведь долгое время и среди тех, кто знал Дубровинского, боролся бок о бок с ним, и в литературе бытовало мнение, что Иосиф Федорович покончил жизнь самоубийством.

Не верится.

Пусть тоска точила душу, пусть болезнь истачивала легкие – он был боец! Пусть до него не доходили известия о новом революционном подъеме в России – он был боец!

И поэтому хочется верить Евгению Трифонову, который писал жене Дубровинского:

«Анна Адольфовна!

Могу сообщить очень немного подробностей о смерти Иосифа Федоровича. В ночь на 20 мая – в Туруханском крае ночи в это время не бывает – Иосиф Федорович сел в лодку и выехал на реку; была волна. Иосиф Федорович с лодкой не справился, и ее перевернуло; пока с берега, заметив несчастье, выехали, Иосиф Федорович скрылся под водой; река в этом месте имеет 5 верст ширины, о поисках нечего было и думать; только 27 июня нашли тело Иосифа Федоровича. Вот и все известные мне подробности…

Евгений Трифонов».

Конечно, очутившись в воде, в сумятице водоворотов и волн, Дубровинский не смог выплыть, хотя и хорошо плавал, – здесь и лучший, чем он, пловец был бы бессилен. В мае вода в Енисее ледяная, судорога тут же сковывает тело.

Но Евгений Трифонов не был свидетелем трагедии. И неизвестно, из каких источников почерпнул он свои сведения.

Последним, кто видел Дубровинского, был Филипп Захаров, его друг и сожитель по избе.

Его допросил местный надзиратель. И вот донесение енисейского губернатора Селиванова:

«Туруханский Отдельный пристав рапортом от 4-го сего июня за № 256 донес мне, что административно-ссыльный станка Баишенского Иосиф Федоров Дубровинский, за последнее время страдавший меланхолией, вечером 19 мая отправился гулять с товарищем своим Филиппом Захаровым, жившим с ним на одной квартире. Отойдя версты 1 1/2 от станка вниз по р. Енисею, Дубровинский сел на обрыв берега и попросил Захарова оставить его одного, что последний и исполнил; но, возвратясь приблизительно через час, не нашел уже Дубровинского ни на берегу, где он остался сидеть, ни в окрестностях этой местности, о чем Захаров и заявил местному надзирателю.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии