Дубль

Теплоходик пристал к одному из островов, кажется, к Гидре. А может, — к Эгине. Все ринулись купаться. Только они вдвоем минули людный пляж, нарочно толкуя о том, что купаться в таком лазурном море надо начисто нагими. Купаться они не стали, зашли в воду по колено. И Королев, как бы шутя, оттянул вырез ее розовой майки. Дорогие мои! Но ведь у всех женщин там одно и то же. Одно, да не одно. Он почувствовал щемящую нежность к уже увядающему соску. Если бы это была глупая, самодовольная, упругая грудь? Нет, не то. А тут? Еще год, два, три — и все уйдет. И грудь эта мало кого будет интересовать, кроме мужа. Да и то по привычке.

В этой груди Володя увидел и собственное старение. Да, помаялся, покуролесил, поглупил, полюбил, поненави- дел на своем веку. Ему не хотелось остывать, хотелось сжать в объятиях Наташу Мельникову. Только она может приостановить старение, смерть. Он было попытался обнять, получилось пошло и неловко, как когда-то с креслом, на мысе Сунион. Теперь, может, ему заплакать? Бухнуться на колени и рассказать о том, что творится у него на душе? Вместо этого он затараторил о нелепом предприятии: хорошо бы остаться на острове жить, хорошо бы опоздать к теплоходику. Идиотский инфантилизм.

Они и вправду опаздывали, еле добежали до своей прогулочной посудины.

Это была последняя ночь в Греции. Сознание того и придало храбрости. Володя на палубе, когда дул ветер и пахло горьковато — легким, предложил:

— Давай сегодня вечером останемся одни?!

Наташу Мельникову не упрекнешь в неумении владеть собой:

— Давай! Но у меня свидание.

— Опять с этим? — как же не сделать голос обиженным.

— Опять. Я обещала. А когда удастся вернуться, кто его знает? Но я приду. Я стукну в твою дверь три раза… А зачем нам с тобой встречаться?

— Чай пить! — бухнул Володя, будто за всю свою жизнь он не напился чая. Но это «чай пить» все обозначило. По крайней мере для Володи. Хоть одна ночь радости. А потом опять все завертится в дикой абракадабре.

— Чай пить?! — мягкой ладошкой погладила она Володину спину.

И опять, как три дня назад, провалилось сердце.

Он договорился с Бублейником, что тот пойдет спать к ребятам в другой номер. Там было свободное место. Бублейник ушел с видом «понимаю, дело нужное».

Королев стал ждать. Он часто выходил на террасу, курил, глядел вниз, на то, как внизу вольготно сидели афиняне, умеренно пили пиво и кофе, ездили на своих «мерсах».

В доме напротив то гасли, то зажигались окна. Володя ложился на свою кровать, и перед ним ясно проплывала вся круговерть сегодняшней экскурсии, сегодняшней и прошлых: отшлифованные ногами зевак мраморные ступеньки, подступы к Парфенону, звонкий театр в Эпидав- ре, огрызки стадиона в Дельфах. Королев с мутным чувством думал о своей семье. Он привезет им один только этот дурацкий корейский магнитофон.

Это — думы мельком. Но то и дело в разгоряченном мозгу — как можно сочетать горячность и вялость? — он натыкался на Наташу. Придет?.. Конечно, придет. Ну и что? Чай! Прежде всего чай! «А потом, — думал Володя, — выйдем на террасу, и я обниму ее за плечи, поцелую в шею. Там видно будет. Может быть, и это». Королев соскучился по женщине.

Даже если этого не будет, все равно. Ведь само желание этого — уже удовольствие.

Королев все больше нервничал, курил одну сигарету за другой, выскакивал наружу, на воздух, потом бежал в ванну чистить зубы. От постоянного курения без передыха во рту было мерзко.

Только в два ночи в дверь стукнуло. Она. Она — вся в слезах. Королева как ножом саданули. Так и есть: прощальная ночь с греком. Везет навоз Пегаса.

И ему сделалось так худо, захотелось тут же вытолкать лживую красотку в коридор.

Наташа жалко всхлипнула:

— Может, я… к себе?

— Нет уж! — Королев очухался. — Обещала — так заходи!

На террасе Наташа опять сдавленно зарыдала. Оказалось вот что. Она тоже приобрела себе шубу. Недостающие доллары ей предложил Валера, оператор с расплывчатыми глазами. Франт. И вот сегодня после ужина она пошла к себе в номер переодеваться. Неожиданно в комнату влетел Валера. И тут же — в лоб: «Возвращай должок. Мне надо для семьи подарок покупать!» Пьяненький Валера, но не очень. Больше притворялся. А откуда доллары? «Ты знаешь, чем расплачиваться», — нагло заявил он. И тут же толкнул ее на кровать… И она не пикнула.

— А ты, а ты потом поехала к греку. К профессору? — Королеву не хватало воздуха.

— Я поехала к греку. К профессору. И там плакала. Да, грек порядочный. Он в миллион раз лучше наших подлецов.

— Я ведь тоже «наш».

— Я ник — кому не верю.

Королев понял, что все пропало, что очередной кувшин раскололся в эту ночь. Эти очередные черепки не соберешь. О проклятые, пролитые нектар и амброзия!

— Давай я разбужу эту сволочь, врежу ему.

Конечно, у них с франтом разные весовые категории,

но Володя злой.

Наташа запротестовала:

— Ради всего святого, никому ни слова!