"Дти времени" и другие рассказы из жизни рабочих

Женская спальня представляла большой контраст по сравненію с мужской. Это помщеніе недавно отстроилось, и. как видно, с нкоторым соблюденіем санитарных условій. Огромныя окна, дающія много свта, имли форточки и вентиляторы, а благодаря высот зданія, было высоко и во внутреннем помщеніи, что обезпечивало боле чистый воздух. Нары здсь были не общія, а квадратныя на четыре особы, по два мста, на ту и другую сторону главнаго прохода, с проходами между нар, с совмстным изголовьем, как и на мужской. В средних рядах, около изголовья, стояли совмстные столики со шкафчиками, врнй, шкафчиком, он был один, раздленный перагородкой по середин. Каждый пользовался своей половиной стола, и его половиной шкафчика. Столики были накрыты разноцвтными клеенками, а иные даже скатертьями с самодльными кружевами. Т, которые спали по боковым проходам, имли столики между окон в простнках, на которых висло и стояло на полочках множество разных икон, с висячими и стоячими лампадками, перед ними. На полочках лежали просфирки, поминанья и раззолоченныя пасхальныя яйца, нкоторыя с картииочками какого-либо святого внутри. Сами полочки были разукрашены разноцвтной бумажной бахрамой, с вырзными зубчиками и квадратиками, а нкоторыя и кружевами своей работы. Постели были прикрыты чистыми, из пестрых лоскутков сшитыми одялами. На нкоторых лежали по дв и три подушки, одна другой меньше, возвышавшихся пирамидой кверху. Всюду было чисто и уютно. Двушки и женщины в свободное время (по праздникам и вечерам) сидли за своими столиками, а нкоторыя так за общим, длинным столом, стоявшим в углу, против двери, занимались рукодліем. Он вязали кружева и чулки вышивали и шили, рассказывая разныя новости и случаи, доходя до разных небылиц, и оканчивали сказками.

Аверьянов любил провести час другой в их обществ. Он подсаживался к столу, облакачивался на стол и внимательно слдил за какой-либо работой, слушая в то же время, о чем идет разговор. Порой вставлял свое словцо, соглашаясь или опровергая, или шутил то с той, то с другой двушкой. Но вот кто-либо запвал псню. К одинокому голосу постепенно «рмсодинялжсь другіе голоса, а через куплет или два она длалась хоровой. Дружно лилась псня, захватывая все новые и новые голоса, отодвигая мысли и чувства в сторону, как горный поток отбрасывает или уносит разный хлам и мусор со своих берегов, неся дале только чистые воды. Так льется псня, обнажая всю боль души, всю тоску женскаго сердца — измученнаго вковым страданіем и униженіем, дух захватывает перед величіем страдалицы русскаго народа!.. И хочется пасть перед ней на колни и сказать: Прости меня, мать!.. Прости заблудшаго сына!.. Дай мн ключ той всесильной вры, которая хранит тебя, я пойду и расчищу твой тернистый путь к царству равенства и братства, а ты веди нас к нему и укажи нам твои велите идеалы… Идеалы матери для своих дтей, и мы достигнем их!.. В такія минуты Аверьянов уходил в себя, его глаза устремлялись в пространство, через склоненныя головы двушек над работой. Он ловил каждое слово, передумывал его, хотя знал его и раньше, но одинокое оно не имло такой силы, как здсь, сптое женской грудью; проникнутое ея чувством страданья, тоски или надежды. Оно проникало в самую глубь души, достигала самых отдаленных изгибов ея, и будило все лучшее и доброе к жизни. Аверьянов опускал глаза, скользил благодарным взглядом по склоненным лицам двушек и думал: милыя вы, добрыя! Все бы, все бы я отдал, только желал бы одного, чтобы вы жили безбдно. не изнуренный непосильной работой, а вот так пли бы и пли, будя в людях добрыя и святыя чувства.

Смолкала псня. Двушки не сразу начинали разговор, на них тоже вліяла общая гармонія с чувством сптой псни. Но вот двушкж, точно пребудившись, начинали перебрасываться словами и фразами. Аверьянов вставал, благодарил двушек за псню и, прощаясь, уходил. Он просили его посидть еще и разсказать что-нибудь. Но рдко когда он оставался. Он знал, что посл псни опять будут разговоры и шутки, и впечатлніе псни испарится. А для него оно было чм-то святым, чего он и сам не мог объяснить себ, и он старался продлить это чувство и уходил. Он уходил куда-либо в уединенный уголок, или в безлюдный улицы, гд порой он останавливался перед домами, точно их видл в первый раз. О чем он думал в такія минуты, навряд-ли он бы и сам мог отвтить. Выть может, он искал разршенія неразршенных им вопросов; быть может он молился какому-либо одному ему вданному богу, но только он возвращался всегда умиротворенный и вдохновленный какой-то невдомой силой. Аверьянов, войдя в спальню, почтительно снял фуражку и, улыбнувшись, проговорил: Мир вам, русскія гражданки!

— Здравствуйте, Семен Матвевич! — отвтили двушки. — Вы как булдахтер, с книжкой-то ходите. — проговорила красивая и стройная двушка Катя.

— Булдахтер не булдахтер, а на старшаго дворника похож, когда он идет в участок паспорта прописывать, — отвтил Аверьянов, не поправляя ея ошибки.