Друзья встречаются

- Терпеть не могу несчастненьких, - сурово отзывалась Варя и, повернувшись к Илюше, прибавляла резко: - И добреньких…

- А сама?

- Я? Злющая-презлющая!

- Злющая… - усмехался Илюша. - А сама как за больным ходит!

- Пожалуйста, не заноситесь! - обрывала Варя, краснея и в самом деле начиная злиться. - Хожу потому, что это доставляет мне удовольствие и… практику. Чистейший эгоизм.

Варя сердито подымалась с места, Илюша обращал к ней бледное, умоляющее лицо. В комнату заглядывал вездесущий Данька, или Софья Моисеевна, или кто-нибудь из гостей - и садились у постели. Тут же, возле постели, возобновились и прекратившиеся было субботние вечера. На первом из них Оленька читала стихи. Красков импровизировал устно «Тысячу вторую ночь», а Володя - музыкальную иллюстрацию к ней. Молодой актер Сережа Волин читал белые стихи. Всё в этот вечер удавалось, всё хорошо звучало. Даже Боровскому, явившемуся в качестве спутника Оленьки, вечер понравился, хотя он и не вполне уяснил смысл происходившего.

- Это что же, театр для себя? - спросил он Оленьку, возвращаясь вместе с ней от Левиных.

- Вроде… - ответила Оленька рассеянно. - Только совсем не похоже.

- Как же это - вроде, если не похоже? - засмеялся Боровский, беря Оленьку под руку. - Так не бывает.

- Бывает, - сказала Оленька, поднимая на Боровского глаза. - И вроде и не похоже, ну, как мы, например.

- Тонко, очень тонко! - сказал за их спинами бесшумно подошедший Красков. - Вы мыслитель, Оленька. Он в самом деле на черта не похож, а вроде черта!

Оленька и Боровский обернулись и рассмеялись.

- Верно! - сказала Оленька. - Удивительно верно. Но откуда вы взялись?

- Доставлял даму по назначению.

- Ну и как? Доставили в полной сохранности?

- К сожалению, да, в полной неприкосновенности.

- Что-то на тебя не похоже, чтобы в неприкосновенности, - усомнился Боровский.

- Увы! - вздохнул Красков. - И для героев есть невозможное. Варенька - сама добродетель.

- Она строгая, - сказала Оленька серьезно.

- До первого случая… - небрежно уронил Боровский и, остановясь, кивнул Краснову на стоящий в глубине пустыря четырехоконный домик: - Зайдем. Виски есть. Остаточки.

- Виски, - зевнул Красков. - Ну что ж, пожалуй, можно и виски.

- Я не пойду, - сказала Оленька, торопливо оправляя шубку. - Поздно. Надо спать.

- Брось! - остановил ее Боровский. - Отоспишься.

- Нет, нет! - запротестовала Оленька. - Надо домой, честное слово…

- Честное слово, не надо, - беспечно оборвал Боровский. - Ну, на минутку!

Он наклонился над Оленькиной рукой, небрежно чмокнул её и, отступив, потянул к себе. Оленька вяло пошла за ним, и все трое, перейдя пустырь, поднялись на крылечко дома.

Глава третья. БОЛЬШИЕ ПЕРЕМЕНЫ В МАЛЕНЬКОМ ДОМЕ

Домик на Костромском, столь мирно выглядевший снаружи, был далеко не мирным изнутри.

Боровский вел жизнь беспорядочную и шумную. Почти каждый вечер собирались гости. Боровский встречал их - веселый, статный, гостеприимный. На нем были синие галифе и шелковая русская рубаха. С приходом гостей на столе появлялись бутылки с бренди, виски, ромом, банки с рыбными, мясными и ягодными консервами - всё, что привезли с собой из-за моря американцы и англичане. Боровский с большим воодушевлением опустошал и бутылки, и банки, но когда речь заходила об их поставщиках, становился кислым, а иной раз и буйным.

- Сволочи они! - говорил он, захмелев от забористого рома. - Сволочи и рожи сволочные, поросячьи!

- Но виски у них недурен, - примирительно замечал Терентий Федорович Бакеев, толстый пехотный капитан, пропуская стаканчик и вытирая ладонью рыжие обвислые усы.

- Водка лучше, - угрюмо возражал Боровский.

- Лучше! - согласился капитан, подцепив вилкой пикули. - Но за неимением гербовой пишем на простой, не так ли?

- Внимание! - стучал ножом по тарелке Красков. - Опыт сравнительной характеристики русской водки и английского виски, или русский офицер на политической арене.

- Русский офицер, - багровел Боровский. - Русскому офицеру они в лицо плюют! Наши генералы на побегушках у ихних лейтенантов.

Боровский ударял по столу крепким как железо кулаком.

- Душечка! - успокаивал его молодой подпоручик Ливанов. - Пренебреги! При чём здесь амбиция? Черт с ними! Нам бы большевиков расшлепать. В чём дело? А с этими мы сговоримся!

- Это уже, кажется, политика? - неспокойно ежился Терентий Федорович.

- Патриотизм! - поправлял Красков прищуриваясь. - Он патриот. Видите, русская рубашка нараспашку.

- Да, патриот! - скрипел зубами Боровский, успевший между двумя репликами хлебнуть полстакана презираемого им виски. - Мои деды этой землей владели. Шестнадцать тысяч десятин. Мои мужики весь их паршивый остров в два дня перепахали бы. Моя земля, моя! Не отдам её ни англичанам, ни американцам, ни большевикам!

- Не отдашь, значит? - с холодным наслаждением подзадоривал Красков, расположившись на диване, как в театральной ложе. - Не отдашь?

- Не отдам!