– Если мать об этом «проверено» узнает, – гнула свою линию Снежана, не замечая молчания Светы, – она меня точно к отцу не отпустит. У нас с ней договоренность: я должна закончить четверть прилично.
– Четверть, кстати, короткая, а ты занятия пропускаешь! – мягко укорила Света.
– Подумаешь, продлила себе каникулы на три дня. Пошли к Нине! – внезапно выпалила она.
– Зачем? Нам в спортзал нужно, переодеваться.
– Успеем. – Снежана уже поднималась по боковой лестнице в кабинет директора. – Ты за меня словечко замолвишь перед ней. Пусть мне Мира тройку законную поставит.
– Снежан, ты соображаешь, что говоришь? Как я могу обратиться к ней с такой просьбой?
– Как все.
Снежана постучала: «Можно?» – толкнула дверь и вошла в кабинет. Света шагнула за ней. Она словно угодила внутрь смерча, который нес ее за собой, не считаясь с ее желаниями.
– В чем дело, девочки? – Нина Викторовна подняла голову от бумаг. Заметив Свету, улыбнулась: – Проходите, присаживайтесь.
Они сели. Света зажато, поправив короткую узкую юбку, Снежана вальяжно, широко расставив ноги в вельветовых брючках. Крокодиловая сумка лежала на ее коленях.
– Так что вас ко мне привело?
Света не знала, с чего начать. Покосилась на Снежану: «Твоя идея. Выпутывайся!» Снежана полезла за тетрадкой.
– Вот, Нина Викторовна. – Она наклонилась вперед, положила свое произведение на край стола. – Мое сочинение.
– Так. – Нина Викторовна взяла тетрадь. – И что?
– А вы посмотрите, что там в конце написано? – едко усмехнулась Снежана.
Нина Викторовна скользнула взглядом по Свете, потом пролистала сочинение. Свете доподлинно было известно, что Нина Викторовна обладала умением скорочтения. Как-то у них в гостях она его продемонстрировала, к всеобщему восторгу.
– Посмотрела, – сказала Нина Викторовна. – Но я что-то не пойму, какие у вас ко мне вопросы?
В лицее на официальном уровне все ко всем обращались на «вы». Свете это не нравилось. Тут она была солидарна с Пушкиным: «Пустое Вы, сердечней Ты…», но в чужой монастырь со своим уставом не суются.
– Я хочу знать, какая у меня отметка, – ответила на вопрос директрисы Снежана и перешла в наступление. – И потом, чем мое сочинение хуже, Нина Викторовна? Можно сказать, оно даже лучше многих других, потому что я выбрала сложную экономическую тему, дала научное обоснование, привела некоторые статистические данные. Например, что в столице крутится до восьмидесяти процентов российских денег. И эпиграф у меня есть: «Счастье не в деньгах, – процитировала Снежана, – а в умении ими распорядиться». Разве это не верно? За что же такая несправедливость? Только у меня одной это «проверено»! – возмущенно закончила она.
– А тебе не кажется, что обо всем этом ты должна была поговорить с Мирой Григорьевной, прежде чем обращаться ко мне?
– Что вы! – охнула Снежана. – Она не поймет! А вот вы… Света говорит, что вы такой отзывчивый, чуткий человек… – Красовская пришла в ужас и принялась дергать Снежану за пушистый рукав: «Что ты несешь!» – но та нагло отмахнулась: – Вы, говорит она, несправедливости не потерпите.
– Спасибо на добром слове, – холодно улыбнулась Нина Викторовна, давая понять, что она на такую неприкрытую лесть не падка. – Но какая же здесь несправедливость, Снежана? Содержание… даже названия подобрать не могу. Слова и фразы… мысли прыгают, часто повторяются… «Поклоняясь золотому божку». – Директриса взглянула на тетрадь и отдала ее Снежане. Та насупилась, но терпела: сама нарвалась. – Об ошибках я не говорю. Кричит бедная грамматика! Что ни строчка, то личное для нее оскорбление – ни запятых, ни знаков переноса. – Заметив, что у Снежаны дергаются губы, Нина Викторовна смягчилась: – Конечно, я понимаю, вам тяжелее, чем другим лицеисткам. – Тут Света благодарно закивала головой, молча поддакивая. – Русский язык сложен, а вы почти все время провели за границей, но время еще есть, чтобы подтянуться. Я советую вам подумать насчет частного педагога, Снежана.
– Да, спасибо, Нина Викторовна. Я подумаю.
– И вот еще что. Есть такая крылатая фраза: «Если человек несчастен, дай ему один миллион долларов и получишь несчастного миллионера». Это тоже может быть эпиграфом, но уже совсем к иному сочинению. Не правда ли?
– Наверное, – неохотно отозвалась Снежана, поднимаясь с кресла.
Света тоже встала.
– Света, задержись на минутку, – попросила директриса.
Едва за Ровенской закрылась дверь, Света сказала:
– Нина Викторовна, вы не подумайте, я ничего такого Снежане не говорила.
– Чего «ничего такого»?
– Ну что вы честная, отзывчивая… ой! – До Светы дошло, что она несет. – Нет, я, конечно, так думаю, то есть я уверена, что вы принципиальный человек…
Нина Викторовна заразительно рассмеялась:
– Господи! Свет, ну ты меня просто уморила… – Она промокнула пальцем набежавшую слезу. – Ты лучше скажи, как одна управляешься? Не скучно дома? Может, страшно по ночам? А то давай ко мне перебирайся на эти три недели. Я только рада буду.