Друзья моего детства

— Видите в чём дело, — ответил Вячеслав Васильевич, — если бы мой Глазастик жил на воле, он сам бы ловил добычу, мышей, и ел бы их с костями, с шерстью. Такие несъедобные вещи необходимы хищным птицам, чтобы раздражать пищеварительные органы и способствовать лучшему усвоению пищи. А потом все эти отбросы в желудке птицы слепляются в комочек — погадку — и птица их выплёвывает. Мы, натуралисты, часто находим в лесу и в поле такие же погадки, затем, придя домой, размачиваем их и определяем по костям, перьям или остаткам шерсти, чем питаются различные хищные птицы. Ну, вот я и облепляю мясо пёрышками, чтобы мой Глазастик лучше усваивал корм, который я ему даю, и мог бы потом, как полагается, выплюнуть погадку.

Всё это слышать мне было очень интересно. Я вспомнил, что в детстве поймал как-то молодого ястреба, держал его в большой клетке и кормил кусками мяса. А вот ни косточек, ни перьев ему с едой не давал. Наверное, поэтому мои питомец очень скоро зачах, стал отказываться от пищи и наконец погиб.

Когда Глазастик наелся, он бесшумно взлетел на полку с книгами и там уселся, очевидно, отдохнуть после сытного обеда.

— Говорят, что совы днём не видят, — сказал я. — Но, судя по поведению вашего сычика, это не совсем верно.

— Да, не совсем, — подтвердил Вячеслав Васильевич. — Конечно, совы видят и днём, только яркий солнечный свет им неприятен, очевидно, раздражает, слепит глаза. А здесь в комнате темновато, Глазастик себя отлично чувствует. Да, кстати, вот вам ещё пример: летом на севере и днём и ночью светло, но это вовсе не мешает водиться там различным совам. Не могут же они всё лето спать и ничего не есть.

— Верно, верно, — согласился я и тут же вспомнил, как один охотник рассказывал мне, что весной на разливе Камы видел двух филинов, которые белым днём охотились на отмелях за рыбой.

— А откуда вы достали этого сычика? — спросил я.

— Из дуплянки. Мы их для птиц по деревьям развешиваем. В наших домиках гнездятся не только скворцы да галки, — Вячеслав Васильевич указал на чучело гоголя. — Вот и эта публика тоже гнёзда себе в дуплянках устраивает, и сычики иной раз там гнездятся. Стал я как-то осматривать дуплянки, а в одной из них пара сычат, уже большие, все в пуху. Забавные такие, совсем как ватные игрушки. Одного я взял домой, выкормил, выходил, вот какой молодец вырос. Он у меня уже третий год живёт. Прошлым летом я ему и подружку достал, такого же сыча-самочку. Как мой Глазастик ей обрадовался, как за ней ухаживал, ласкал её, пёрышки ей клювом разглаживал. А весной даже токовать начал: усядется, бывало, на шкаф и начнёт распевать, а сам пёрышки топорщит, бодрится, прихорашивается. Потом в уголке ей гнездо из разных лоскутов, бумажек устроил. Только зря бедняга старался: подружка его заболела чем-то, всё время сидела скучная, почти ничего не ела и умерла. Теперь ему нужно другую доставать. Когда в дуплянках птенцы выведутся, подрастут, может быть, и найдём ему подружку.

— А он у вас никуда не вылетает из комнаты? — спросил я.

— На волю его не пускаем, — ответил Вячеслав Васильевич. — Боимся, как бы ещё не залетел куда-нибудь и не пропал. А вот на чердак он летает и даже очень охотно. Вы знаете, один раз он там мышонка поймал. Откуда уж этот мышонок взялся — кто его знает. У нас в доме мышей нет. Но если б вы только видели, как Глазастик остался доволен. Прилетел со своей добычей в комнату, носил, носил её, и на шкаф и на полку… Потом всего съел до косточки, тогда успокоился. А наутро гляжу: на полу — погадка, настоящая, из мышиной шерсти, из косточек. С тех пор Глазастик частенько на чердак заглядывает; усядется в уголок, сидит тихо-тихо, будто кошка караулит мышей. Только уж больше ему никак не посчастливится: нет мышей! Хоть нарочно лови для него, да на чердак выпускай.

Пока мы так разговаривали, сычик куда-то исчез. Мы этого и не заметили.

Вдруг Вячеслав Васильевич замолчал и прислушался, я тоже услышал: в соседней комнате что-то слегка шуршало.

— Ах, негодник! — махнул рукой мой приятель, быстро вставая и направляясь к двери.

Я последовал за ним.

В соседней комнате на стене было пристроено чучело белки. Зверёк, как живой, сидел на сучке. А на спине у него восседал Глазастик. Острыми коготками он вцепился в шкурку белки, а клювом драл и щипал спинку зверька.

— Пошёл, пошёл вон! — замахал рукой Вячеслав Васильевич. — Ведь вот далась ему эта белка, — чуть заглядишься, уж он её щиплет. Всю спину испортил.

Глазастик отлетел в угол, сел на полку с книгами и оттуда начал приглядываться к нам, забавно поворачивая свою круглую головку то в одну, то в другую сторону. Вид у него был очень недовольный: казалось, он качал головой, сетуя на Вячеслава Васильевича, что тот помешал ему заниматься таким интересным делом.

Длинноносые рыболовы

Хорошее занятие рыбная ловля. Иной раз хоть и ничего не поймаешь, зато посидишь на берегу, на солнышке да понаблюдаешь, что вокруг творится. Только одно условие: сидеть нужно тихо.