Друзья и соседи

Полина привычно поправила причёску и вошла в кабинет управляющего.

Зайцев протянул ей несколько телеграмм для отправки и при этом улыбнулся. «Интересно, — отметила про себя Полина, — типичная улыбка Сфинкса».

Она задержалась, пересчитала телеграммы. «Сказать? Не сказать?.. А вдруг рассердится — «не занимайтесь глупостями, вы на работе». Нет, не рассердится, у него настроение хорошее. Наверно, в главке трест похвалили за перевыполнение плана».

Она подошла к столу и опустилась в кресло для посетителей.

— Егор Алексеевич, могу сообщить вам одну интересную вещь. Вы знаете, у нас работает Татьяна Сумарокова?

— Татьяна Александровна? Знаю.

— Теперь второй вопрос. Вы знаете артиста, который играет в кинофильме «Чайковский»? Ещё он играл в «Девять дней одного года», «Берегись автомобиля»…

— Это кто, Смоктуновский, что ли?.. Как же.

— Так вот, Егор Алексеевич, артист Иннокентий Смоктуновский дал исключительно высокую оценку по линии понимания искусства нашей Сумароковой. Он прислал ей свою фотокарточку с личным автографом.

— Сумарокова небось на седьмом небе, а?

Полина помедлила — «сейчас будет самое неприятное».

— А она пока этого не знает. Вот, — Полина достала из кармана жакета конверт, вынула открытку и положила её на стол перед Зайцевым.

Зайцев с видимым удовольствием долго рассматривал знакомое лицо артиста и прочитал надпись.

Он вернул открытку Полине.

— Значит, она ещё не знает… А к вам-то она как попала, эта фотография? Конверт ведь пришёл Сумароковой. Какое же вы имели право?..

Полина промолчала.

— Сумарокова очень толковый работник, — сказал Зайцев и углубился в свои бумаги, давая тем самым понять, что аудиенция окончена. — Умная, образованная девушка.

— Это верно, — кивнула Полина и подумала: «Карточка с автографом уже оказала своё действие».

— Соедините меня с Фоменко, — сказал Зайцев, ещё раз давая понять Полине, что сознательно переходит на официальный тон, так как не одобряет её поступка.

Вернувшись в приёмную, она соединила управляющего с директором завода Фоменко, старательно заклеила конверт и успела при этом бросить прощальный взгляд на исполнителя роли композитора Чайковского.

В тот же день она всё рассказала Тамаре, Любе Софье Семёновне, ещё кое-кому.

Так тайна перестала быть тайной.

Потом Полина не переставала удивляться: все, решительно все, кому она поведала содержание автографа, говорили о Сумароковой как о прямо-таки необыкновенном человеке. Она и культурна, она и умница, и прекрасный работник, что вполне естественно — она с отличием окончила институт, много читает, любит стихи и так далее и тому подобное. Полина слушала и пожимала плечами: «Честное слово, даже смешно — стоит большому человеку обратить внимание на рядового товарища, и все хором начинают говорить, что он вовсе не рядовой, а очень ценный и почти что незаменимый».

К концу дня все, включая буфетчицу Клаву, были полностью в курсе дела.

Полину время от времени томили лёгкие угрызения совести, но она сумела убедить себя, что вина её не так уж и велика. Будь она плохой и непорядочной, она могла бы оставить эту открытку у себя и шепнуть подругам, что свой автограф артист прислал ей — Полине. И в этом никто, возможно, и не стал бы сомневаться, тем более что на открытие Иннокентий Смоктуновский конкретно не указал — кого именно он сердечно приветствует.

«… Последний раз мы были вместе, и вдруг наступил момент, когда я и он сразу замолчали. И я вспомнила твои слова: «Мы молчим не потому, что нам нечего сказать». Но дальше было совсем интересно. Илья посмотрел на меня, как тогда в электричке на бородатого аптекаря и сказал: «Помните, как Андрей заметил в тот вечер, что говорим только мы с вами». Я сказала: «Смешно, но я подумала о том же самом».

Оля! Я всё время вспоминаю твои слова на кухне. Я была совсем спокойна, во всяком случае — внешне…

Не знаю, зачем я всё это пишу, мы с тобой скоро увидимся и у нас будет большой разговор. Я тебе скажу: «Я, знаешь, няня, влюблена!», а ты скажешь: «И, полно, Таня, в эти лета мы не слыхали про любовь». А я тебе отвечу: «Няня, расскажи-ка ты это кому-нибудь другому». Я прекрасно помню, как ты ещё в школе целовалась с Юркой Мызиным и уверяла меня, что это настоящая любовь и это на всю жизнь.

Оля, милая! Не сердись на меня. Дело в том, что я просто поглупела. Я изо всех сил хочу казаться обычной, как ты говоришь — нейтральной, но у меня ничего не получается.

Утром меня вызвал Зайцев, у нас был абсолютно деловой разговор, но я заметила, что он бросает на меня весьма многозначительные взгляды. Я, конечно, не могла предположить, что наш управляющий принял внезапное решение развестись со своей любимой супругой и жениться на мне. Но всё-таки мне захотелось спросить его: «Что с вами происходит?» Я была готова задать ему этот вопрос, но тут меня осенило: или уже сработала устная информация, или человек посмотрел мне в глаза и всё понял. Значит, не зря сказано: «Глаза — зеркало души».