- Это то же самое. Я открыла все эти счета вчера.
- И все во флоридских банках?
- Все во флоридских банках. А две недели назад у меня был льготный рейс, мы летали в Нассау. И там я тоже открыла несколько банковских счетов. И еще я открыла счета в Орандже.
- И сколько же всего? — спросил Варденэ.
- Думаю, теперь их около тридцати пяти. А может, и сорок.
- И сколько же на них денег?
- Ну, так сразу я бы сказала — тысяч сорок пять. Может больше, может меньше, но в принципе что-то около того.
- Но это же колоссальная сумма для простой служащей! — удивился Варденэ.
- Это уж точно! Но самое забавное то, что все деньги, которые я клала на счет, были наличные. Все. Только пятидесятки и помельче.
- Ну, теперь я вижу, что не тем занимаюсь в жизни, — сказал Варденэ. — Когда в последний раз я видел сберкнижку со своим именем, там что-то говорилось о закладной. Я до сих пор не верил, что есть люди, которые могут себе позволить откладывать лишние деньги. Я-то думал, что деньги нужны для того, чтобы их тратить.
- Я же не сказала, что все эти книжки выписаны на мое имя, — возразила Ванда.
- А на чье? Ты думаешь, я знаю этого человека?
- Тут не один человек, — объяснила Ванда. — Но вряд ли ты знаешь их всех. Понимаешь, я-то знаю, кто открыл эти счета, но думаю, что всех тех, на кого выписаны книжки, вообще не существуют в природе. Я думаю, все они — это он.
- Должно быть, очень богатенький господин.
- Но только очень хорошо это скрывает. Уж от меня-то, во всяком случае, скрывает особенно тщательно.
- У него умер богатый дядюшка и оставил большое наследство?
- Три богатых дядюшки. И все они умерли в этом месяце.
- Это занятно, — сказал Варденэ.
- Совсем нет. Насколько я понимаю, у него есть еще один и прекрасно себя чувствует.
- Они что, все занимались банковским бизнесом? — спросил Варденэ.
- Он мне про них не рассказывал. Все, что я знаю, это то, что он очень рано уходит и возвращается после обеда с горящими глазами. Потом он заглатывает восемь или девять порций виски и бросается читать газеты и смотреть телевизор. К ужину у него разыгрывается страшная мигрень, так что он не в состоянии сесть за руль, и мне приходится отправляться в киоск за газетами. Ах да, еще у него есть несколько здоровенных восьмиволновых приемников, которые принимают и короткие, и средние, и УКВ, и переговоры пилотов, а еще один есть — так тот настроен на частоту полицейских переговорников. Да-да, именно полицейских. И когда он ходит навещать кого-нибудь из своих дядьев, он всегда берет с собой его в машину, а когда возвращается и приносит приемник обратно, то слушает его всю ночь. Но так бывает, только когда один из его дядьев вдруг прихворнет, и он уезжает его навестить.
- А с ним кто-нибудь общается? — спросил Варденэ.
- Этого я не знаю. Иногда заходит к нему какой-то тип, они о чем-то говорят. Этот парень оставляет ему большой картонный пакет, ужасно тяжелый, словно там какие-то железки. Так однажды было. Как раз перед тем, как умер его дядя. Он ужасно становится нервный, когда ему кажется, что очередной дядя скоро заболеет. У нас же в трейлере нет телефона. И когда ему кажется, что дядя заболел, он ненадолго отлучается — позвонить.
- Узнать, как здоровье, — вставил Варденэ.
- Наверно! А потом через несколько дней он дает мне конверты с деньгами, простые белые конверты, и просит отнести эти деньги в банк и открыть счета на фамилии, которые он, по-моему, с ходу придумывает, и мне приходится все свободное время, пока я по Флориде, бегать по банкам и открывать счета.
- И как ты думаешь, когда окочурится тот, что сейчас хворает? — спросил Варденэ.
- Трудно сказать, один умер вот только позавчера. И что странно — они все никак не могут умереть одновременно. Они умирают где-то с перерывом в одну неделю, а заболевают, почему-то, всегда рано утром. И ему приходится навещать их. Я бы не удивилась, если бы тот, что еще жив, дал дуба на будущей неделе. И если бы я была этим дядей, то не стала бы строить далеко идущих планов, скажем, после вторника.
- А не знаешь ли ты, случаем, где живет тот, который еще жив? — спросил Варденэ.