- Ничего страшного, — сказал Диллон. — Я не тороплюсь. Но только я подумал, может, тебе это покажется важным. Знаешь, я тут пока сидел, все глядел на этих болванов с косичками и размалеванными рожами, как они тут скачут — да еще приволокли ребенка — смотри: похож на немца или шведа, а вон видишь, его мама и папа скачут, как сумасшедшие, точно в индейцев играют. Ох, бедный малыш. И что он будет делать, когда вырастет? На его месте я бы, наверное, кого-нибудь грохнул. А начал бы с мамочки и папочки, для затравки.
- Э, послушай, — успокоил его Фоли. — Они же никому не мешают.
- Ну и что, — сказал Диллон. — Сам знаю, что никому не мешают, да только я же вижу, как они кидаются на прохожих, на полном серьезе, понимаешь? Прямо-таки уговаривают тебя! Они считают, что все мы должны снять штаны, надеть эти дурацкие халаты, пойти с ними вскачь да еще в барабаны бить. Они же уверены, что рано или поздно так и будет. Это же бред какой-то, а? Я видел, как они подъехали на своем новеньком «олдсе» — куплен, надо думать, на деньги остолопов, которым они морочат голову, — и вот я думаю: так кто же глупее? Они, которые заставляют этих простофиль с ними отплясывать, или я? У меня вот нет новенького «олдса», а есть у меня в кармане только лотерейная карточка на следующий матч, из которой явствует, что я, дурак, опять поставил на «Пэте», сам не знаю, почему. Ничему-то меня жизнь не учит.
- Ты зачем меня вызвал? — перебил его Фоли.
- Слушай, — спросил Диллон, — помнишь нашу последнюю встречу: ты мне все вкручивал, будто в городе ничего не происходит, и все тихо. А я тебе сказал: нет, что-то происходит, да я только не знаю, что. Ну так вот, я был прав.
- Это смотря, что ты имеешь в виду, — ответил Фоли. — Много чего происходит, да только я что-то не вижу, чтобы «крутые» на этом наварили что-нибудь.
- Ну, — сказал Диллон, — сейчас никогда не знаешь, куда смотреть… Но вот что, ты у меня спрашивал, что происходит, а я тебе сказал, что ребята суетятся, все кому-то названивают. Ко мне часто звонят, ищут одного, другого, когда у меня такого нет, а потом вдруг тот, кого ищут, заявляется собственной персоной. А, может, он сам звонит и спрашивает, не звонил ли кто ему. Теперь не так-то много осталось парней, которые дело делают, и они не хотят, чтобы об их делах жены прознали. Не забыл?
- Нет. Ты говорил, что у Эдди Кривопалого какие-то дела с Джимми Скализи.
- Я говорил об Эдди Кривопалом, говорил и о Скализи. Только не помню, чтобы я говорил, что у них какие-то общие дела. Я тебе просто упоминал про них в разговоре — вот и все. И что они часто звонят друг другу. Этот Койл, уж не знаю, как он вообще умудряется ковылять по улицам — у него полные карманы десятицентовиков. Брось его в воду — так ко дну пойдет топором. Вот, сколько у него серебра в карманах!
- Так, ну ладно, — сказал Фоли. — Значит, Эдди часто звонит по телефону.
- А Скализи я уже давно не видел.
- Это я уже знаю. Никто не видел Скализи. Я слышал, он был во Флориде, загорал.
- А я слышал, что нет, — сказал Диллон. — Я слышал, он недавно наварил приличные бабки.
- И это тоже знаю, — сказал Фоли. — Что, все один?
- Ну да! Ты же знаешь Джимми — его любят. Я гак считаю, что дружок щедро его отблагодарил, понимаешь?
- Хорошо иметь друзей.
- А то! Вчера мне в бар позвонил Скализи, но парня, которого он искал, у меня не оказалось, и я ему говорю: ну конечно, передам, что ты звонил, куда тебе можно позвонить? Можешь дать номер? А он мне: «Я тут не задержусь. Но это очень важно. Скажи-ка ему, как только увидишь, что дело важное и что я хочу с ним потолковать — он поймет».
- Та-ак, — сказал Фоли.