Дружище Тобик

Скоро утка стала совсем ручная. Она ходила по двору вместе с домашними утками, никого не боялась и не дичилась. Только одного Джека утка сразу невзлюбила, наверное за то, что он гонялся за ней по болоту. Когда Джек случайно проходил мимо, утка растопыривала перья, злобно шипела и всё старалась ущипнуть его за лапу или за хвост.

Но Джек не обращал на неё никакого внимания. После того как она поселилась в сарае и ходила по двору вместе с домашними утками, для Джека она перестала быть дичью и потеряла всякий интерес.

Вообще домашней птицей Джек совсем не интересовался. Зато на охоте искал дичь с большим увлечением. Он мог по целым дням без устали в жару и в дождь рыскать по полю, отыскивая перепелов, или поздней осенью, в холод лазить по болоту за утками и, казалось, никогда не уставал.

Джек был прекрасной охотничьей собакой. Он прожил у нас очень долго, до глубокой старости. Сперва с ним охотился отец, а потом мы с братом.

Когда Джек вовсе постарел и не мог разыскивать дичь, его сменила другая охотничья собака. К тому времени Джек уже плохо видел и слышал, а его когда-то коричневая морда стала совсем седой.

Большую часть дня он спал, лёжа на солнышке на своей подстилке или возле печки.

Оживлялся Джек, только когда мы собирались на охоту: надевали сапоги, охотничьи куртки, брали ружья. Тут старый Джек приходил в волнение. Он начинал бестолково суетиться и бегать, тоже, вероятно, как в былое время, собираясь на охоту. Но его никто не брал.

— Дома, дома, старенький, оставайся! — ласково говорил ему папа и гладил его поседевшую голову.

Джек будто понимал, что ему говорят. Он взглядывал на папу своими умными, выцветшими от старости глазами, вздыхал и уныло плёлся на свою подстилку к печке.

Мне было очень жаль старого пса, и я иногда всё-таки ходил с ним на охоту, но уже не для своего, а для его удовольствия.

Джек недавно потерял чутьё и никакой дичи найти уже не мог. Но зато он делал отличные стойки на всяких птичек, а когда птичка взлетала, стремглав бросался за нею, стараясь поймать.

Он делал стойки не только на птичек, а даже на бабочек, на стрекоз, на лягушек — вообще на всё живое, что ему попадалось на глаза. Конечно, на такую «охоту» ружья я не брал.

Мы бродили до тех пор, пока Джек не уставал, и тогда возвращались домой — правда, без дичи, но зато очень довольные проведённым днём.

Борис Александрович Емельянов Кутька

На охоту на Урал мы, пятеро товарищей, взяли с собой четырёх охотничьих псов. Вот они были какие: Томка, Васька, Грайка и Бумба. Только у одного Гайдара не было своей собаки.

Жизнь у нас сначала была не очень весёлая: собаки наши перегрызлись между собой, а из-за собак переругались и охотники. Известно, что каждому охотнику своя собака дороже.

Мы даже стрелять стали один хуже другого, перестали петь весёлые песни и уже подумывали: а не разъехаться ли нам подобру-поздорову в разные стороны?

Хмурые и озабоченные, сидели мы как-то вечером возле нашего охотничьего костра, друг на друга не смотрели и молчали.

Один Гайдар чему-то непонятному улыбался и тихо пел песню о далёкой, чужой деревне, в которой мужики дерутся, топорами секутся. Конечно, им трудно от этого жить на свете.

Ночная птица кричала за лесом, чайник шипел на костре. Гайдар оглядел нас, кашлянул, сдвинул на затылок кубанку и закурил трубку.

— Скучно мне, товарищи, — сказал он, вздыхая. — Надоело мне охотиться с чужими собаками, и в общей собачьей ссоре я принять участие не могу, так как сам я человек бессобачный…

— Ну и что же теперь делать? — спросили мы.

— Ничего не делать, — сказал Гайдар. — Вы, пожалуйста, не волнуйтесь. Я уже присмотрел в посёлке злющего беспризорного кобеля ростом с телёнка и скоро заведу себе собственную собаку.

Тут мы все стали упрашивать Гайдара не заводить в лагере пятого пса — и от четырёх житья нет. Но Гайдар был непреклонен и утром на лодке уехал в посёлок за собакой, а мы стали укладывать чемоданы и собираться обратно в Москву.

День прошёл тускло.

Вечером мы услышали, как за ближней песчаной косой на реке сильно стучат вёсла и скрипят уключины. Вскоре стал слышен голос Гайдара:

Море злится. Ветер дует.
Солнце с тучами балует.
Волны с пеной в берег бьют.
Рыбы вовсе не клюют.
Впрочем, дело поправимо:
Пронесутся тучи мимо,
Кончит ветер баловать
И домой умчится спать.

Лодка вышла из-за косы. Гайдар стоял в ней во весь рост и махал нам руками.

— Эгей! Эгей, друзья! — кричал он. — Вот я и вернулся! А какой нам от этого был прок и какая радость? Мы даже к берегу не подошли. Слышим, кричит Гайдар:

— Вперёд! Назад! Вперёд! Назад!

Видим — появляется он из-за кустов и тащит два большущих арбуза, а собаки не видно.

— Где же собака? — спросили мы с надеждой. — Может быть, не привёз?

— Как же такое — не привёз! — ответил Гайдар строго. — Вот она, зверь-собака, чудовище!