Дружище Эдгар

И тут Чекасин потерял голову. Чувствуя, как натянулась, похолодела кожа на его затылке, он выкрикнул что–то нечленораздельное, неуклюже подпрыгнул и стремглав бросился к кабану.

— Стой! Стой, идиот! — рявкнул Рокотов, но Чекасин не услыхал его. Он бежал к одинцу, восторженно кричал что–то и размахивал своим ружьём. Трифоныч поспешно вскинул карабин, прицелился и — опустил его снова. Риск угодить в Чекасина был слишком велик.

— Э-эх, ду–у–ура… — обречённо вздохнул Трифоныч и в досаде закусил губу.

Всё это продолжалось считанные секунды. Одинец судорожно дёрнулся в сторону Чекасина и с резвостью, которую трудно было ожидать от него, вскочил на ноги. Чекасин понял, что кабан совсем близко, всего в трёх шагах, и, парализованный страхом, остановился, замер, отчаянно зажмурился. «Вот и всё, — беззвучно, одними губами, прошептал он. — Всё…» И тут серебристо–серая стрела жирно перечеркнула тусклый просвет октябрьского неба. Эдгар намертво впился в живот одинца и повис, неловко раскинув лапы и круто вывернув шею. Секач отпрянул, быстро вывернулся и ловко поддел собаку на клык. Страшно закричал Эдгар. Он подлетел вверх метра на полтора, а потом звучно шмякнулся кабану на спину, продолжая искать зубами кабанью щетину. Громко хлопнул выстрел из карабина. Секач упал на бок, лягнул воздух задними лапами и замер, теперь уже навсегда.

— Готов бродяга! — весело крикнул Витёк, подбегая к убитому кабану. — Старый, опытный… Глянь, Игорёк, какой зверюга матёрый!

Но Чекасин не услышал его. Он бросился к растерзанному Эдгару, обнял его за шею, поднял ему голову, пытаясь заглянуть псу в глаза.

— Эдгар! Эдгарушка! — хрипел Чекасин, обливаясь слезами и всполошливо ощупывая кобеля всей своей узловатой пятернёй.

Эдгар был ещё жив. Он дышал часто и шумно, из пасти шла розовая пена, на вывалившиеся из живота кишки налипли прелые листья и комочки сырой земли. Сладко и терпко пахло кровью.

Тихо подошёл к Чекасину Рокотов, опустил ему на плечо руку.

— Не выживет, — сказал он. — Лучше пристрелить…

Чекасин поднял голову, растерянно, как будто он только теперь понял, где очутился, посмотрел на Рокотова, потом тяжело встал на ноги, стиснул зубы, сжал кулаки.

— Ты… ты…

— Игорь, Игорь, — Рокотов отпрянул от него, вытянул обе ладони вперёд, словно загораживаясь от яркого света. — Успокойся…

— Пристрелить? — взвизгнул Чекасин. — Это ты… ты…

— Игорь!

— С-скотина! Фашист!!

Медленно подошёл к ним Трифоныч и влепил Чекасину звонкую пощёчину. Потом так же неторопливо вытащил из куртки пачку «Примы», закурил и, выпустив изо рта сизую струйку дыма, произнёс:

— Извиняй, лейтенант… что не по форме обратился…

— Ну, вот что, мужики, — сказал Витёк, — так нельзя. Это же не червяк какой — это охотничий пёс! Повезём к ветеринару.

— Вот и дуй к высоковольтной, — усмехнулся Рокотов. — За «уазиком». Заодно и кабана подберём.

До ветлечебницы добирались долго. Дорогу развезло, колёса вязли в грязной жиже и рыли глубоко, основательно, а когда машина выбралась на асфальт, закипел радиатор. Пришлось искать воду, цедить её в мятое ржавое ведро чуть ли не из лужи.

Ветеринарный фельдшер, сухонький старикашка лет семидесяти, осторожно осмотрел пса, сделал ему укол обезболивающего и заявил, что нужно оперировать, но сам он не возьмётся, давно не делал это, хотя инструменты, конечно, имеются.

— Повезём в райбольницу, — сказал Рокотов. — Там у меня хирурги знакомые, авось помогут.

Поехал с ними и фельдшер — просто так, на всякий случай. Ему было крайне неудобно, что помочь не смог, вроде как отмахнулся, отказал, а животина помирает…

Встретил охотников молодой хирург Дорохов. Он долго не мог понять, чего хотят от него эти взволнованные, окровавленные люди, прикатившие на ночь глядя в милицейском «уазике». А когда заглянул в салон автомобиля, ужаснулся: в самом углу лежал дохлый кабан, от него уже попахивало, а ближе к выходу хрипел и истекал кровью истерзанный пёс.

— А где Ласкин? — спросил Рокотов, недоверчиво оглядывая молодого доктора с ног до головы.

— Надо позвонить, — сказал Дорохов. — Я скоро…

Заведующий отделением Ласкин тоже не сразу понял.

— Какая ещё собака? Ты что — напился там?

Дорохов терпеливо объяснил ситуацию. В телефонной трубке возникла долгая пауза.

— Оперируй, где хочешь, — сказал потом Ласкин. — Только не в приёмном отделении. И уж конечно не в операционной. Скажут потом: хирурги собак режут, совсем с ума сошли.

— Где же?

— Ну… в подвале. Или в гараже. Теперь уже не до асептики. Помочь бы псу хоть чем–нибудь. Между прочим, ты–то сам давно собак оперировал?

— Последний раз — в Подольске…