Выхожу на мостик, такой замечательный мостик, вдоль него стоят будки. Уютные такие будки, а сам мостик слегка покачивается. Господи, какой мост чудесный! Сто раз ходила по нему, но каждый раз он другой. От многого зависит впечатление: как свет падает – слева или справа. Какой сезон – весна или лето, когда вода насквозь солнцем просвечена. Что у тебя на душе, когда ты смотришь на мостик – он может быть печальным мостиком и он же может быть весёлым, как в ласковой сказке. В каком состоянии река – от этого тоже многое зависит.
Стою на мосту, а вода серая, мерцает, холодная. И небо в Фонтанке плывёт, плывёт со всеми своими серыми облаками.
Хорошо никуда не торопиться, постоять на мосту и посмотреть на реку. Редко случается никуда не торопиться, так уж складывается наша жизнь.
А вот и не спешу. Приехала в любимый город, стою на любимом мостике и просто так, без всякой цели, смотрю, как течёт река Фонтанка. И говорю себе: «Это Фонтанка там бежит, а я на неё, на Фонтанку, смотрю».
И вдруг на набережной мелькает тонкая фигурка в чёрном свитере. Быстро-быстро идёт девочка, размахивает длинными руками, почти бежит. И я кидаюсь за ней.
– Постой! Подожди, пожалуйста!
На меня оборачиваются старухи с хозяйственными сумками. Смеётся длинный парень в кожаной кепке. А девочка? Девочки нет. То ли удрала от меня, то ли показалось, что это она, – мало ли чёрных свитеров? Мало ли худеньких девчонок? Ходят здесь, в Ленинграде, свои девчонки, не обязательно – наша.
А наша куда-то делась, не найдёшь теперь. Ходит голодная, холодная и где будет ночевать – неизвестно. Найти бы её – уж я бы больше её не отпустила. Только разве найдёшь в большом городе? Ленинград намного меньше Москвы, но и он очень большой и многолюдный город. И маленькая девочка в толпе – всё равно что песчинка в пустыне.
Так мне вдруг становится жалко эту девчонку. Глупое существо, ну куда её понесло от мамы, от дома? Что за дикая идея – отправиться в далёкий путь одной, без вещей и без денег? Что она оставила дома? Что будет с ней здесь, без дома?
И опять я беспокоюсь о ней, ругаю её, сержусь на неё и на себя. И отделаться от неё не могу никак. Даже смешно, честное слово.
И опять мне кажется, мелькнул тот же чёрный свитер. И опять пропал за большим домом на углу.
Почему-то с этой минуты я почти твёрдо уверена, что с этой девочкой ещё увижусь. Сама не знаю, откуда такая уверенность, объяснить бы я её никак не смогла, но разве всё нуждается в чётких объяснениях?
Пересекутся наши дороги, я знаю.
Надо дать клятву
На чердачке раздался хохот.
– Лариска-артистка! Трусиха! Это я тебя напугала! А ты чуть с лестницы не шмякнулась!
Лариса перевела дух, она открыла глаза и увидела Олино лицо, луч карманного фонарика, смеющуюся Оксану. Ничего себе у них шуточки. Ещё бы секунда, и Лариса лежала бы на сырой земле, разбившаяся в лепёшку. Смеются.
– Нисколько я не испугалась, – сказала Лариса. – Просто руки озябли, я чуть от лестницы не отцепилась из-за этого. А здесь ничего.
Она отдышалась, осмотрелась. Стены из неструганых досок. Пол, на котором блестят стекляшки, металлические крышки от бутылок. Затхлый запах.
– Вот мы и нашли свой штаб, – мечтательно говорит Оля и водит лучом фонарика по стенам. – Что я вам говорила? Говорила – найдём, и нашли.
– Такой штаб прекрасный, – пропела Оксана. – Мечта.
– Теперь пошли домой, – не удержалась Лариса.
– Ох и нудная ты, – сказала Оля и села прямо на пол в уголок. – Садитесь, будет разговор.
Они сели рядом с Олей.
– Мы будем здесь собираться, поняли? – Оля говорила сурово и веско.
– А зачем? – Лариса от голода и холода стала решительнее, не боялась задавать вопросы.
– Ну как зачем? – возмутилась Оксана. – Ясно же – штаб. Не знаешь, зачем в штабе собираются?
– Не знаю, – призналась Лариса. – Честное слово, девочки, не знаю. Ну скажите, зачем? Оксана, ну скажи.
– Штаб есть штаб, – туманно поясняет Оксана и смотрит на Олю, а Оля водит лучом фонаря по дощатому потолку. – Правда, Оля? Это же каждому ясно. Правда, Оля?
Оля говорит уверенно:
– Штаб для тайных решений и обсуждений.
Оле бы хотелось ответить как-нибудь понятнее, но больше пока ничего не приходит в голову. Главное – не дать Лариске задавать много вопросов. А то она всё дело погубит со своими вопросами. Ей бы только скорее домой к мамочке поскакать. Ещё и мальчишкам всё завтра разболтает.
– Слушайте. Надо дать клятву, – говорит Оля торжественно.
– Какую клятву? – Оксана готова выполнить любое Олино желание, только бы Оля сказала, как его выполнять.
Лариса подавленно молчит. Она уже поняла, что домой скоро не отпустят, и теперь ждёт уныло, когда наконец всё-таки придёт это время. Штаб это штаб. А Оля это Оля, Лариса знает давно, что с Олей лучше не ссориться. Оля немного помолчала и сказала:
– Повторяйте за мной клятву. Только встаньте, клятвы не произносят сидя.
Они встали, стряхнули с себя мусор. Оля погасила фонарь.
– Клятвы произносят в темноте, – объявила она. Лариса поёжилась. Почему-то сильнее запахло сыростью, стало холоднее.