Это лишь материальная база. А культура здешних гипербореев? Если судить по этнографии северных индейцев, исключительно стойко хранивших традиции предков, в Гиперборее Палеоиндейской пользовались достаточно изысканной, легкой, красивой и гигиеничной посудой из бересты и дерева, как и на Русском Севере. Относительно прочной и «стильной» одежды из кожи и меха можно особенно не распространяться: у индейских народов она не только дожила до XX века, но и оказала колоссальное воздействие на разработки многих современных модельеров.
Разумеется, в реконструкции духовной культуры ситуация более сложная. Но и здесь заметны важные для нашей основной темы северные мотивы, которые можно соотнести с полярным символизмом или даже с представлениями о Гиперборее. Один из таких мотивов есть в общем для Северо-Восточной Азии и Северной Америки эпосе о божественном Вороне — творце мира. В палеоазиатском эпосе, отразившем «реликты» космогонического мифа, говорится о сакральном браке Ворона с Гусыней (или Уткой); у атапасков Аляски Ворон вступает в этот брак, необходимый для сотворения мира, с Лебедью, после чего они летят на юг. Ворон останавливается отдохнуть на скале посередине океана и создает в этом месте сначала остров, а затем и материк — Аляску. В палеоазиатском материале этот рассказ о перелете через океан отсутствует{171}.
Сюжет глубоко значительный. Ведь получается, что место сакрального брака Ворона и Лебеди находится еще севернее, чем аляскинское Заполярье: в Гиперборее? Конечно, миф (тем более, его отголоски) — это не историческое свидетельство, но в рамки полярного символизма тут «укладывается» и образ скалы посередине океана, традиционно соотносящийся с мифологемой Полярной Горы, Первичного Холма в изначальном Океане. Причем в атапаскском мифе косвенно присутствует и мотив Демиурга в образе божественной Птицы, ныряющей на дно океана и достающей оттуда «материал» для сотворения мира. Но ведь «миф о ныряющей Птице» — это общий космогонический миф для многих народов Евразии и Северной Америки, от русских поморов и карел до нганасан и юкагиров, возможно, связанных генетически с палеоиндейской культурой, до индейцев алгонкинов и сиу (это убедительно показывает в своих работах В. В. Напольских){172}. Высказывается обоснованное предположение о праурало-алтайском происхождении этого мифа и его проникновении в Америку лишь в X тыс. до н. э.; однако и гиперборейская версия его происхождения, как в Лапландии, так и в Новом Свете, представляется не менее убедительной.
Немало интересного в палеоиндейских исследованиях открывает и «лингвистическая археология».
Начнем с данных русского языка. Всем известно слово «закуток» —
Исследуемый корень есть и в ностратическом словаре В. М. Иллич-Свитыча. Слово *kadV в ностратическом праязыке означало
На первый взгляд, все это — лексика сугубо бытовая. Интересно, что и латынь сохранила северный образ плетеной посуды (наподобие русских туесов) в условиях давнего господства в Средиземноморье посуды керамической. Однако ведь и одно из средневековых именований образа, священнейшего для европейского эзотеризма, — образа Грааля — это Sacro Catino, «Святая Чаша». То есть в буквальном, изначальном смысле речь тут идет о чаше именно плетеной, палеоарктической. Европейская мифология сохранила и родственный Граалю образ «корзин изобилия», хотя невозможно точно установить, восходит ли этот образ к борейской культуре или возник позже.