Друиды Русского Севера

Все это ни в коей мере не ставит под сомнение главную мысль «Сказания…» — о том, что роды Словена и Руса были предками славян и других этносов Русского Севера. Да, были предками, и исключительно важными, — но не индоевропейскими! Академическая наука пока затрудняется в определении этноязыковой принадлежности «цивилизации Великой Богини»; можно предположить, что в ней сохранялись, в силу ее глубочайшей традиционности, диалекты ностратического, гиперборейского праязыка, от которого произошли и языки индоевропейские, быстро развивавшиеся и уходившие от своего истока, и уральские, финноугорские языки. Эти-то палеоевропейцы, или гипербореи, или неуловимые в своей надэтничности пеласги античных свидетельств, передавшие эллинам священные мистерии, и стали глубинным субстратом и для северных русичей, балтов и финно-угров, и для фракийцев, фригийцев и южных славян — прямых преемников Винчанской цивилизации. И когда в «Сказании…» и других, подобных ему мифо-эпических первоисточниках говорится, что те или иные народы изъяснялись нашим, илисловенским языком, это не обязательно означает его тождество с древнерусским или праславянским. Просто эти первоисточники могли еще сохранять память о былом генетическом единстве языков и о священном, давно забытом языке прапредков. Вполне логично назвать его своим.

Тогда понятным становится утверждение «Сказания о Словене и Русе» о том, что около I в. н. э. уцелевшие после мора жители городов Словенска и Русы пришли на Белоозеро «и стали весь», — то есть вепсы, угро-финны. Так кем были основатели этих двух городов, в III тыс. до н. э.? Логично предположить, что речь идет о северной ветви палеоевропейцев, составивших впоследствии тот (гиперборейский?) субстрат, который очевиден в культуре Восточной Европы — как у славян и балтов, так и у западных угро-финнов. Тогда это изначальное население действительно могут называть своими предками и славяне, и вепсы, и другие современные народы этого региона. Ведь и в «Сказании…» среди родов, разошедшихся из Словенска и Русы после их последнего возрождения, перечисляются не только славянские этносы, но и «чюдь», меря, «лопи» (лопари, саамы), мордва, мурома^{263}.

Существование городов (или протогородов) у северного населения также не столь невероятно, как представляется на первый взгляд, — в связи с предположением, что эти древнеевропейские этносы скорее всего находились в родстве с палеоевропейцами балканско-дунайского региона, с городской Винчанской цивилизацией, или цивилизацией Великой Богини, по М. Гимбутас. Для Русского Севера аналогичные города той эпохи не выявлены, хотя археологами засвидетельствованы, — в частности, на Шексне, в Белозерье, — следы неолитических поселений очень больших размеров, протянувшихся вдоль рек на целый километр^{264}.

Вообще говоря, академическая археология в целом согласуется со многими сюжетами «Сказания…». Сложившуюся в конце V тыс. до н. э. культуру ямочно-гребенчатой керамики, которая простиралась от центрально-русской лесостепи, от Поочья, до Ледовитого океана, можно соотнести с архаизирующей северной ветвью палеоевропейцев, поскольку указанная культура убедительно возводится к местному мезолиту бутовской культуры и «к первоначальному населению, появившемуся здесь в позднеледниковое время». Локальные варианты ямочно-гребенчатой культуры в III тыс. до н. э. в своих миграциях, отслеживаемых археологами, вызывают ассоциации со «Сказанием…»: мигранты с Верхней Оки и реки Москвы осели к северу от Онежского озера, с озер Воже и Лача (Белозерский край) — в Восточной Карелии, «западно-мещерские группы частью ушли на Дон, частью — за Урал» (вспомните суммарно обозначенные границы владений Словена и Руса). «И мигрировавшие, и оставшиеся на своих местах локальные варианты к середине III тыс. до н. э. были ассимилированы волосовской культурой и в ее составе вошли как субстрат в число предков финских народов»^{265} (вспомним: и стали весь).