Друид

Проконсул лично принес мне причитающуюся сумму в серебряных денариях. Положив руку на мое плечо, Цезарь посмотрел мне в глаза, и я понял по его взгляду — он хочет, чтобы мы были друзьями. Я больше не мог убеждать себя в том, будто проконсул безжалостное чудовище, которое способно творить только зло. Цезарь дал мне гораздо больше, чем кто-либо из кельтов, не состоявших в родстве со мной! В тот день я действительно гордился тем, что мог называться друидом Цезаря.

Немного позже проконсул вызвал меня в свою палатку, чтобы я с его слов записал продолжение официального отчета, содержавшего описание кампании в Галлии: «Получив от эдуев просьбу позволить им принять в своих землях племя боев, которые прославились своей смелостью, Цезарь дал согласие. С разрешения Цезаря эдуи определили территорию, на которой имели право селиться бои и (несколько позже) предоставили этому племени такие же права, которыми обладают сами, будучи хозяевами этих земель».

Записывая эти пояснения под диктовку проконсула, я едва сдерживался, чтобы не улыбнуться. Любой римлянин — конечно, если он не лишен способности сопоставлять факты, — прочитав отчеты Цезаря, задал бы вопрос, почему эдуи, которые якобы обратились к проконсулу за помощью, просили теперь его же позволить им принять на своих землях племя боев. Тех самых боев, которые якобы вместе с гельветами разоряли поля эдуев. Пока я писал под диктовку проконсула, в палатку вошел Урсул и принес покрытые воском дощечки, обнаруженные в лагере гельветов. Кто-то записал на греческом языке, сколько воинов, способных держать оружие, а также сколько детей, женщин и стариков направлялись к побережью Атлантикуса. Содержание табличек совершенно не устраивало Цезаря. Он мог считать настоящей удачей для себя тот факт, что Урсул не умел читать по-гречески. Речь шла о ста восьмидесяти четырех тысячах человек, из которых сорок шесть тысяч могли держать в руках оружие. Пятьдесят пять тысяч моих соплеменников остались в живых. Значит, в течение последних нескольких недель легионы Цезаря безжалостно уничтожили более ста тысяч человек и разграбили их имущество. Проконсул велел принести ему разбавленного вина. Мы с Авлом Гиртом с нетерпением ждали, когда он продолжит диктовать отчет. Наконец, Цезарь сказал:

— Всего к побережью направлялись двести шестьдесят три тысячи гельветов, тридцать шесть тысяч тигуринов, четырнадцать тысяч латобригов, двадцать три тысячи рауриков и тридцать две тысячи боев. Девяносто две тысячи из них — воины, способные держать в руках оружие и сражаться.

В общей сложности получалось триста шестьдесят восемь тысяч человек. В соответствии с переписью, проведенной по приказу Цезаря, сто десять тысяч из них остались в живых и смогли вернуться в покинутые ими земли.

Проконсул умножил все числа на два. Вот как пишется история. Она всегда зависела и будет зависеть исключительно от желания победителя.

VII

В то время как Цезарь составлял послания и диктовал письма, желая как можно быстрее поведать Риму о своей славной победе над гельветами, в лазаретах каждый день умирали дюжины легионеров. Утром главный медик Антоний подавал отчет о количестве умерших за ночь. Солдаты, получившие тяжелые ранения, умирали быстро, им не приходилось мучиться. Рваные раны и переломы костей врачи лечили довольно успешно, но они не могли помочь тем, у кого были повреждены внутренние органы. Довольно редко удавалось вылечить солдат, открытые раны которых начинали воспаляться и гноиться. В распоряжении главного медика Антония находилось множество специалистов. Некоторые из них раньше были мясниками, которых прямо при легионе обучили обращаться с ранеными. Они лучше врачей умели извлекать из тел солдат стрелы, кинжалы или ножи, застрявшие в мягких тканях. Оружие вытаскивали либо назад по каналу раны, либо проводили операцию таким образом, чтобы вытащить его с другой стороны. В последнем случае плоть разрезали до самого острия, захватывали предмет и извлекали его из тела раненого. Во время подобных манипуляций врачу иногда приходилось перерезать артерии или сухожилия.