Друид

Ванда опустила голову, и светлые волосы, которые она сегодня решила не заплетать в косу, закрыли ее милое лицо. Дивикон и я в знак согласия со всем только что сказанным кивнули друг другу. Ритуал был закончен. Возможно, непосвященным наша беседа показалась бы всего лишь непристойной и довольно бессмысленной игрой. Однако любой кельт понимает, что такая игра может иметь непредсказуемые и крайне нежелательные последствия. Даже если произнесенные слова покажутся лестью и подхалимством, ни в коем случае нельзя оставлять без достойного ответа предложение купить или обменять твою рабыню. Особенно если подобное предложение сделано знатным князем и прославленным вождем, а ты, простой кельт, ни за что не хочешь расставаться со своей рабыней.

На следующий день я попрощался с Базилусом. Он хотел отправиться на разведку вместе с воинами из оппидума тигуринов. Мой друг детства был уверен, что ему обязательно посчастливится вступить в бой с легионерами. Для Базилуса мысль о том, что у его седла может болтаться голова римского центуриона, была гораздо заманчивей, чем перспектива посетить Массилию или Рим и насладиться великолепием этих великих городов. Базилус был воином, и этим все сказано.

— Корисиос! — крикнул он мне вслед, когда я вместе с Вандой и друидом Веруклетием уже оказался за воротами. — Корисиос, скажи, мы когда-нибудь увидимся вновь?

— Да, Базилус! — крикнул я, развернув коня. — Мы с тобой обязательно встретимся!

Из груди Базилуса вырвался воинственный клич, он ударил себя в грудь рукой и поднял вверх кулак.

Мы направлялись на юг. С погодой нам повезло. Хоть небо и было затянуто плотными облаками, дождь не начинался. Иногда сквозь тучи даже пробивались солнечные лучи. Дорога уже высохла, так что мы передвигались довольно быстро. Мы с Веруклетием ехали рядом. Друид рассказывал мне о лечебных свойствах разных растений и отвечал на мои вопросы. Удивительно, но Веруклетий обладал уникальной способностью объяснять самые запутанные вещи при помощи простых слов. Мне нравилась его манера говорить и держать себя. Конечно, его тон разительно отличался от того, к которому я привык за время бесед с Сантонигом. Мой прежний учитель обращался со мной так, словно я был его приемным сыном, ведь он знал меня с самого рождения и помогал преодолевать многие трудности. Веруклетий же относился ко мне как к взрослому. Если друид считал, что я услышал достаточно новой информации, которую мне следовало обдумать и усвоить, он отъезжал шагов на сто вперед, чтобы предаться собственным размышлениям. Тогда я дожидался Ванду, и мы долгое время ехали рядом. Она с удовольствием рассказывала мне на германском языке о богах и обычаях своего народа.

Лишь сейчас я начал понимать: старый Сантониг действительно был прав, когда говорил, что чем больше знает человек, тем интереснее ему познавать новое, ведь каждая новая крупица знания открывает перед нами неведомые до сих пор грани того, что нам уже было известно. Я гордился своей неутолимой жаждой знаний и своим умением передавать его остальным. Не зря дядюшка Кельтилл называл меня живой Александрийской библиотекой [17]. А где, если не в этом знаменитом хранилище, были собраны все знания мира? Я обладал великолепной памятью, в которой навечно отпечатывалось все, что я когда-либо видел, слышал или читал. Такова отличительная особенность всех друидов. Мы становимся самыми настоящими повелителями памяти и знаний благодаря тому невероятному количеству информации, которую мы должны заучивать наизусть. Если человеку удалось запомнить шесть тысяч стихов, значит, он сможет запомнить и шестьдесят тысяч. Разум и память можно сравнить с мускулами, которые при надлежащей тренировке позволяют добиваться все лучших и лучших результатов.