— Зачем ты это делаешь, Корисиос? Может быть, с него хватит? — спросила Ванда громким встревоженным голосом, словно при помощи одной-единственной фразы она хотела избавиться от волнения и сковавшего ее нервного напряжения. Третья стрела пронзила правую руку Кунингунулла и тоже пригвоздила ее к груди эдуя. Сделав еще несколько шагов, тот упал на колени и начал медленно вращать головой. Через несколько мгновений его глаза закрылись, и эдуй рухнул на землю, зарывшись лицом в придорожную пыль.
— Почему все его тело было таким красным?
— Похоже, здешний климат ему не подошел…
— Корисиос!
— Откуда мне знать? — грубо ответил я. — У него резко повысилось кровяное давление, по телу разлился жар, превративший тело Кунингунулла в настоящий вулкан. Я же говорил тебе: я знаю, что делаю. Сантониг много рассказывал мне об этом зелье. У человека, выпившего такой отвар, в жилах начинает бушевать настоящая буря. Не могу понять, почему ты задаешь мне эти вопросы?
Еще несколько часов мы ни на шаг не отходили от подножия скалы. Наконец, я решил, что нужно вернуться в лагерь и посмотреть, что там случилось. Прежде чем отправиться в путь, я выдернул из груди Кунингунулла все стрелы и закопал их подальше от дороги, а затем снял с него золотой обруч, решив принести это украшение в жертву богам воды.
— Как ты думаешь, что они делают? — спросил я Ванду. — Они еще живы и бродят, не находя себе места, вокруг лагеря? У них такие же красные лица, как у этого эдуя?
— Если бы только лица, — пробормотала она еле слышно. — Я одного не могу понять: кто из нас друид? Ты или я?
— Нам во что бы то ни стало нужно узнать, как разворачивались события в лагере.
— Только не говори мне, что ты в самом деле хочешь вернуться туда!
— Я должен узнать, что случилось!
— Совсем не обязательно возвращаться в лагерь, — со злостью выкрикнула Ванда, — чтобы понять, как разворачивались события! Я и так могу сказать тебе, что случилось. Словно голодные волки, они набросились друг на друга. И по крайней мере один из них выжил. Вот он-то и расскажет римлянам, что ты убийца и предатель! Видишь, что ты натворил, Корисиос! Тебе следовало продать меня и отправиться в Массилию! Теперь ты не сможешь выплатить Кретосу свой долг. Купец наверняка будет искать тебя. Но теперь к нему присоединятся римляне, потому что, вне всякого сомнения, они захотят услышать твою версию происшедшего с офицером, молодым трибуном и двумя эдуями.
Ванда была абсолютно права. Похоже, я сам себе вырыл яму и оказался теперь в безвыходном положении! Но что мне оставалось делать? Я уверен, что этой ночью они бы все вместе набросились на Ванду, а я бы не смог защитить ее. В поединке с тремя опытными воинами и одним молодым римлянином у меня не было никаких шансов остаться в живых. Меня ничто не спасло бы!
— Послушай, ведь совсем рядом с нашим лагерем находится ущелье. Если мы переберемся на противоположную сторону, то сможем узнать, что случилось, не подвергая себя большой опасности. Возможно, все не так уж плохо… Я хочу всего лишь убедиться… Возможно…
— Ты хочешь сказать, что во всем случившемся можно попытаться обвинить гельветов?
— Что значит «обвинить»? Я не собираюсь никого ни в чем обвинять. Но нельзя исключать возможности, что именно так и подумают римляне…
Итак, мы перебрались на противоположную сторону ущелья и не торопясь направились к тому месту, откуда можно было увидеть лагерь. Мы с Вандой вовсе не удивились бы, если бы из кустов нам навстречу выскочил римлянин или эдуй с красным лицом и эрегированным пенисом. Мы постоянно оглядывались по сторонам, боясь быть застигнутыми врасплох.
Через некоторое время Ванда спросила:
— Корисиос, что за зелье ты сварил для этих несчастных?
— Ванда, пойми меня правильно. Я еще не стал друидом. Пока что я всего лишь ученик, — попытался защититься я.
— Ты раньше давал кому-нибудь такое зелье?
— Да… Однажды я напоил им осла…
— Осла?! — воскликнула Ванда, изумленно глядя на меня.
— Да, иногда нам приходится испытывать действие отваров на животных. А поскольку мы слишком любим кур, собак и лошадей, то у нас не остается другого выхода. Из всех четвероногих больше всего для подобного эксперимента подошел осел.
— И что же с ним случилось?