Другая жизнь

Шеп провел рукой по щеке Глинис, стремясь поймать ее взгляд и самому не поворачиваться к анестезиологу, набиравшему в шприц лекарство. И потом он сказал жене, что любит ее. Действие препарата оказалось почти мгновенным, и эти его слова были последними, которые она расслышала.

Он вложил в них столько чувства, сколько эти три слова могли выразить. Однако мечтал, чтобы ситуаций, в которых он произносил их, словно заклинание, было в их жизни как можно меньше. Отношения между супругами очень быстро становятся небрежными, появляется легкое отдаление, добродушное подшучивание друг над другом по телефону. Он бы предпочел, чтобы в жизни возникло не больше трех столь важных моментов, когда необходимо сделать признание.

Слишком частое откровение делает эти слова банальными и лишает сакрального смысла. Из трех отпущенных ему возможностей сказать «Я тебя люблю» одну он использовал сегодняшним утром.

Оставив медсестре на посту номер своего мобильного телефона, Шеп выехал на Бродвей, освещенный белесым зимним солнцем. Он не подумал о том, чем занять себя в течение дня, лишь неясно осознавая, что необходимо выпить кофе. Глинис не отправят сразу в операционную, после укола ей еще необходимо дать общий наркоз, потом часа четыре будет длиться операция. А когда все закончится, ей сделают укол морфина, действие которого продлится до конца дня. Он опять подумал о судьбах мироздания – не понимал, в чем польза цивилизации, в правилах этикета которой четко прописано, что в конце декабря следует отправлять поздравительные открытки родственникам и друзьям, но ничего не сказано о том, как должен вести себя муж, у которого жена лежит на операционном столе.

Ему потребовалась лишь одна чашка кофе в кофейне в Вашингтон-Хайтс, чтобы понять, что одно правило все же существует. Весьма специфическое, но железное, его можно даже занести в конституцию. В Америке, если у тебя есть работа, которая обеспечивает тебе пусть самую мизерную страховку, и твоя жена серьезно больна… Если ты часто пропускал работу и еще пропустишь немало рабочих дней… Если твой работодатель кретин… В тот момент, когда твоя жена ложится под скальпель хирурга, каковы твои действия? Ты идешь на работу.

Джексон, увидев его в офисе, казалось, был очень удивлен, но лишь на мгновение. Он тоже был хорошо осведомлен об этих неписаных правилах. Через несколько минут Марк, веб-дизайнер, который особенно язвительно подшучивал над идеей Шепа уехать на Пембу, подошел к его рабочему столу и положил руку на плечо.

– Мы сегодня о тебе вспоминали, старик, – сказал он. Остальные сослуживцы ободряюще закивали и улыбнулись, они почти все работали в старом «Наке» – те немногие, кто не уволился. Даже Погачник был к нему внимателен и старался не попадаться на глаза. Значит, Джексон всем все рассказал. Шеп имел полное право оскорбиться – это переходило все границы, а Джексон знал, как его друг не любит огласки, – но неожиданно понял, что признателен Джексону за его поступок. Он чувствовал себя беззащитным: ранимым, нутро было обнажено, словно с него содрали кожу. Болтливость Джексона стала для него благом.

Шеп боялся, что в разговоре с клиентами не сможет сдержать раздражения, будет нервничать и сердиться. Однако, напротив, для него была важна каждая плохо приклеенная плитка, поскольку сейчас все казалось важным. Этим утром он был благодарен за предупредительность даже незнакомым людям: медсестре, которая провела кусочком льда по пересохшим губам его жены. Внимание со стороны совершенно чужих людей казалось актом возмещения душевных затрат. Он долго и терпеливо выслушивал все жалобы, выражая озабоченность тем, что мастера не справились с заданием, и обещал без промедления все исправить. Когда одна дама из Джексон-Хайтс стала возражать против мастера-мексиканца, уверяя, что все они работают нелегально – и это, если посмотреть правде в глаза, имело место быть, – он не стал пенять ей на нетерпимость, а спокойно заметил, что их мастера трудолюбивы и компетентны, несмотря на то что плохо говорят по-английски и не всегда могут понять, что от них требуют хозяева. И заверил, что к ней отправят коренного американца, свободно владеющего языком, который поставит ей новую дверь и проверит, чтобы она легко открывалась.