Другая жизнь

Он просто старался удержать сына в кухне. Зак нечасто выходил из своей комнаты. Редкие вылазки он совершал в основном в комнаты своих друзей. Они жили в Сети и часами не отходили от компьютера, не отрывались от игр, которые вначале приводили Шепа в отчаяние, пока он не нашел этому объяснение. Самым привлекательным в них была не жестокость и кровь. В те дни, когда выдавалось свободное время – когда это было? – Шеп любил разгадывать кроссворды. Он не был очень в них силен, но это даже лучше; к ним можно было вернуться в следующий раз, поскольку много клеточек так и оставались незаполненными. Смешно, конечно, сравнивать эти два занятия, но драйв тот же. В обоих случаях главным была предельная концентрация внимания; не важно на чем. Против этого нечего было возразить, он и не стал.

– Для меня это просто очередной день недели, – сказал Зак, закидывая пиццу в ростер.

Он был долговязый и худой, поэтому мог позволить себе такую еду. Шеп закончил с картошкой и с интересом посмотрел на сына. Части его лица росли и изменялись каждая по-своему: лоб слишком широкий, губы слишком пухлые, подбородок слишком маленький; полное несоблюдение пропорций, похоже на старый драндулет, собранный из деталей разных машин. Шеп мечтал успокоить мальчика, сказать, что через два-три года все уладится, черты лица обретут симметрию и четкость.

Он не знал, как сказать это, чтобы не показаться льстивым, боялся, что его обещания, что Зак скоро будет очень красивым, лишь дадут понять сыну, насколько он сейчас безобразен.

– Привет, ма. – Зак покосился на мать, сидящую на краешке стула с необычайно сосредоточенным лицом. – Устала? Ведь только семь часов.

Она слабо улыбнулась:

– Мама стареет.

Шеп почувствовал, что игра в счастливое семейство для Зака уже слишком. Мальчик не знал, что до прошлой недели его отец собирался сбежать на Восточное побережье Африки, что его матери только что поставили редкий и страшный диагноз, и он даже не подозревал, что в болезни мамы виноват отец. Все недосказанное, эти непроизнесенные звуки вызывали тошноту, как гаджет, создающий набор высокочастотных ультразвуковых волн, который некоторые магазинщики прикрепляют на ночь к витрине, чтобы отпугнуть воришек. То, что притупившийся слух взрослого человека не позволял уловить, было доступно для подростка, такое поведение можно назвать эмоциональным мошенничеством.

Зак вытащил пиццу из ростера раньше времени, завернул в бумажное полотенце и понес свой полусырой ужин к себе наверх, даже не удостоив родителей фразой: «Давайте, пока».

Запеченная курица, отварной картофель и зеленая фасоль на пару. Глинис оценила его старания, но съела лишь несколько кусочков.

– Чувствую себя толстухой, – призналась она.

– Ты слишком худая. Тебе просто кажется. Надо перестать об этом думать.

– Я же не могу в одночасье стать другим человеком.

– Оставайся такой, какой была, но ешь больше.

– Думаю, – сказала она, – тут дело не в твоей курице. – Это было истинной правдой. Говоря о пользе хорошего питания, надо было учитывать, что хороший аппетит напрямую связан с общим позитивным настроем.

Шеп поймал себя на совершенно бесполезном, но очень сильном желании, чтобы этого всего никогда не происходило. Ему захотелось прекратить все одним властным приказом: так он говорил Заку, что запрещает ему играть в компьютерные игры, пока тот не станет учиться лучше, и все быстро разрешится. Но ничего не разрешилось, и желание пропало. Он встал у нее за спиной, положил руки на плечи и потерся щекой о ее висок, как преданный хозяину жеребец.

– Это не потому, – сказала она, – что любая уважающая себя женщина захочет, чтобы муж с ней остался.

– Ох, не думаю, что я смог бы уехать вопреки всему. Даже если бы ничего не произошло.

С его точки зрения, еще одна жертва. Вероятно, он действительно не смог бы уехать на Пембу. Как неустанно напоминал Свадебный фонтан, стоящий в соседней комнате, он был водой.

– А что, если бы все выяснилось через неделю или две? Было ясно, что их разговор о том, почему женщина всегда

хочет, чтобы мужчина остался с ней, продолжается, хоть и немного иносказательно на тот случай, если Зак опять появится в кухне. Типичный для многих родителей способ общения, приводящий, как правило, к обратному результату – подслушав такой диалог, дети находят в недосказанности подтверждение самых страшных своих опасений. Не важно. Во время их разговора Шеп был вынужден признать куда более страшные факты.

– Я бы вернулся, как только узнал, – сказал он.

– Ты же сказал, что не смог бы уехать.

– Ты говорила гипотетически. Я тоже. Прошу, давай не будем об этом.