Другая жизнь

Проблемы у меня начались, когда я вернулся обратно. По пятницам родственники моей жены обычно собирались у нас в доме, чтобы поговорить о политике, а я не мог и слова вставить. В течение тех шести месяцев в Оксфорде я научился уважать собеседника и стал придерживаться правил цивилизованного диалога, но, как оказалось, такая манера дискуссии совершенно неприемлема в Израиле.

— Ну что ж, — сказал я. — Здесь ничего не изменилось. По крайней мере у вас, в кафе на улице Дизенгофф, до сих пор можно услышать самые лучшие антисемитские шуточки.

— Может, это единственная причина, по которой я здесь живу, — ответил Шуки. — Расскажи мне о своей жене-англичанке.

Я поведал ему о том, как познакомился с Марией в Нью-Йорке чуть больше года тому назад, когда она с мужем, с которым они стали безнадежно далеки друг от друга, переехала в двухэтажную квартиру этажом выше моей.

— Они развелись четыре месяца назад, после чего мы с ней поженились и уехали жить в Англию. Нам обоим там очень хорошо. Если бы не Израиль, лучшей жизни, чем в Лондоне, и представить себе невозможно.

— Да? Неужели Израиль виноват и в том, что в Лондоне условия для жизни оказались не так уж хороши?

— Вчера вечером, на званом обеде, когда Мария рассказала гостям, где я находился до сегодняшнего дня, меня начали игнорировать. Если судить по тому, что во время рождественских каникул англичане катаются на лыжах в Швейцарии, а летом отдыхают в коттеджах Тосканы, и у каждого стоит по БМВ в гараже, можно прийти к заключению, что все эти милые, либеральные аристократы с подозрением относятся к идеям революционного социализма. Но нет, когда дело доходит до Израиля, у всех на устах только высказывания Ясира Арафата, председателя Организации освобождения Палестины.

— Все так и есть. И в Париже то же самое. Израиль такое место, о котором знаешь все задолго до появления в здешних краях.

— На обеде были друзья Марии, все моложе меня, ребята лет тридцати: кое-кто с телевидения, несколько человек, представляющих разные издательства, парочка журналистов — все яркие, одаренные личности, преуспевающие в жизни. Меня будто посадили на скамью подсудимых: доколе будут израильтяне использовать дешевый труд евреев, эмигрировавших из Северной Африки, для обделывания своих грязных делишек? В лондонском фешенебельном квартале W-11 давно известно, что в Израиль нарочно поставляют восточных евреев, чтобы эксплуатировать пролетариат. Империалистическая колонизация, капиталистическая эксплуатация — вся эта политика прикрывается вывеской израильской демократии и еврейского национального единства, что является чистой фикцией. И это было лишь началом…

— И ты вступился за нас, оправдывая наши грехи?

— Мне не пришлось. Мария сделала это вместо меня.

Он встревожился:

— Ты ведь женат не на еврейке, Натан.

— Ты прав. Мой послужной список по этой части безупречен. Она считает, что с моральной точки зрения занимать модную позицию значит нагнетать обстановку. Но больше всего она возмущалась тем, что, когда она защищала Израиль, всем казалось, что она автоматически переводит разговор на своего нового мужа. Мария не из тех, кто готов устроить скандал на пустом месте, но ее неистовство удивило меня, не говоря уже о запальчивости моих собеседников. По дороге домой я спросил ее, насколько сильна в Англии ненависть к Израилю. Она ответила следующее: пресса считает, что достаточно сильна и что так и должно быть, но при этом добавила: «Провались я в тартарары, если это так».

— Я не уверен, что она права, — промолвил Шуки. — Я сам чувствовал в Англии, мягко скажем, неприязнь к евреям, их упорное нежелание думать о нас хорошо, в любых обстоятельствах. Однажды утром я давал интервью на Би-би-си. Мы были в эфире минуты две, когда ведущий программы вдруг заявил: «Вы многому научились в Аушвице».

— Чему это? — спросил я.

— Мол, ведете себя, как нацисты, по отношению к арабам.

— Ну и что ты ему ответил?

— Я потерял дар речи. В других странах Европы я только скрежещу зубами: антисемитизм там такой многовековой и весьма изощренный, просто Византия какая-то. Но в цивилизованной Англии, где люди столь обходительны, столь хорошо воспитаны, даже я потерял бдительность. Я не был известен в Англии в качестве крупного общественного деятеля, проводника политики Израиля, но если бы у меня в ту минуту был автомат, я бы застрелил его.