Дровосек

На этот раз Сергунька шепнул по телефону, что приведет школьницу, которая только что устроилась на работу и, по всей вероятности, еще «не распечатана». Слушая его шепелявый голос, Голубин наливался желанием, потому что уже давно забыл, когда в его жизни были девственницы. До субботы он жил предвкушением этого удовольствия и с напряжением ждал появления новой девочки.

Наконец вожделенный день настал. Голубин с Сергунькой, обернувшись полотенцами, потягивали виски за накрытым столом в комнате отдыха и ждали гостей. При виде входящих в сауну трех девиц, одна из которых была еще совсем молоденьким олененком, душа Олега издала рык неукротимого животного. Надя стояла, нерешительно глядя на своих подруг, которые деловито разоблачались, без стеснения обнажая свои разработанные прелести. Сергунька, женовед, подъехал к новенькой бочком и ласково зашепелявил своим вкрадчивым голосом:

– Надеждочка, солнышко, ты сама все делай, как тебе лучше. Не желаешь обнажаться – и не надо. Закройся полотенчиком и иди в баню, погрейся, потом купаться пойдем, потом чего-нибудь клюнем, все как ты хочешь…

Надины сотрудницы со смехом и писком проследовали в сауну, Лунц присоединился к ним, а Олег остался наедине с девушкой. Та почувствовала исходящую от него силу, сжалась в комок и не двигалась. Голубин подошел к ней и, навалившись все телом, дохнул в лицо перегаром:

– Не бойся, воробушек. Начинать-то надо когда-нибудь. Вот, со мной и начнешь.

Все в нем напряглось от дикого желания, и, едва владея собой, он начал целовать ее в шею и лицо. Надя слабо сопротивлялась, но Голубин сжал в кулак тоненькую материю на ее плече и с силой рванул на себя. Кофточка разъехалась на куски, бретелька лифчика лопнула, обнажив крохотную, едва наметившуюся грудь. В голове Олега что-то перевернулось, не помня себя, он схватил Надежду в охапку, бросил на скамью и стал срывать с нее остатки одежды. Девушка отталкивала его слабыми ручонками и выла тоненьким голосом. Краска на ее веках размазалась, она пыталась укусить Голубина за руки. Но напор его был настолько мощным, что вскоре она откинулась на спину и приняла его, кусая себе губы. А он, словно обезумев, раздирал своим «дышлом» ее нежную плоть, упершись остекленевшим взглядом в девичье лицо. Ему чудилось, что это тот самый воробушек, раскрывший клюв в предсмертной агонии, и радость убиения этой пичуги смешалась в нем с радостью убиения девичьей чистоты.

Потом, когда Олег поднялся, он пытался обнимать Надю и говорить ей какие-то успокаивающие слова. Однако она ни на что не реагировала и, словно во сне, собирала свои вещи. Девушка медленно оделась, на ослабевших ногах подошла к двери и открыла ее. Только здесь она обернулась и взглянула на Голубина. Ее большие, теперь уже не детские глаза выражали такую боль и такую ненависть, что у него екнуло в животе. «Что-то будет», – подумал он.

Голубин подумал правильно, потому что через три дня из Второго Главка Крючкову поступила служебная записка с полным изложением случившегося. Самое интересное было в том, что Сергунька, скотина, подглядывал за ним из парилки и в деталях дополнил изложенное Надеждой, а также, ни минуты не колеблясь, выдал его фамилию следствию. Впрочем, Второй Главк не квалифицировал данный случай как прямое изнасилование, потому как девушки, посещающие мужскую сауну, едва ли могут выдвигать такие претензии. Но участие генерала разведки в подобных оргиях было делом не только позорным, а и требующим обязательного разбирательства.

Получив записку с Лубянки, Владимир Крючков подумал, что Бог все видит. Столь необходимый предлог для устранения мерзавца из ПГУ приплыл на блюдечке с голубой каемочкой.

Вскоре неутомимый производитель был снят с высокого поста и переведен на должность первого заместителя Питерского управления КГБ. Там его взяла в разработку специально сформированная, глубоко законспирированная группа. Разработка шла трудно, но постепенно стали накапливаться данные о том, что связь с ЦРУ он все-таки поддерживает. Была выявлена система посещения Питера эмиссарами Ленгли, которые вступали лишь в визуальный контакт с Голубиным, дальше этого дело не шло. Одежда Голубина, предметы, которые он держал в руках, и его поведение в такие моменты никаких зацепок не давали. Эфир также молчал.

Чекисты не знали и знать не могли, что это были зрительные контакты, целью которых являлась только констатация, что «Лис» жив-здоров, не находится под контролем контрразведки, а еще – получение возможного сигнала опасности, который ввел бы в действие план срочной эвакуации генерала.

Голубин вел себя в высшей степени осмотрительно. Он понимал, что опасность ходит близко.

Часть вторая Половецкие пляски