Дровосек

Когда в начале 1987 года Голубина уволили из первых замов и перевели в резерв, он понял, что его разработка завершается. Надо было отдать должное питерцам – по нему работали в высшей степени профессионально. Олег почти не видел за собой наружки, а если что-то и видел, то всего лишь подозрительные моменты. Никто из окружающих не был похож на агента, который пытается влезть в его душу. Не было признаков негласных досмотров дома и в кабинете. В общем, все было внешне спокойно, и если бы не червячок, давно поселившийся где-то под селезенкой и заставлявший тщательно анализировать все происходящее вокруг, Голубин не стал бы подозревать, что истинные причины его постепенного отстранения от секретной информации кроются именно в том, что его подозревают. Бывают ведь всякие обстоятельства. Одним из таких обстоятельств могло быть то, что, инстинктивно выбрав себе образ генерала-бунтаря, он как бы заблаговременно создал подстраховку на случай ареста. Мол, арестовали диссидента, а шьют шпионаж. И одновременно нажил себе массу реальных врагов в руководстве КГБ, которые считали, что ничего, кроме эгоистического кривлянья, в поведении Голубина не было.

Голос разума говорил ему, что сейчас самое время прекратить всякие контакты с американцами, потому что ЦРУ особым профессионализмом никогда не отличалось и могло его спалить. В том, что Второй главк может разгадать любую комбинацию американской резидентуры и переиграть ее, Олег нисколько не сомневался. Второй главк был на голову выше цэйрушников. Десятилетия преемственности, передачи опыта из поколения в поколение сотрудниками, разрабатывавшими американское посольство, приводили к нужным результатам. Он навсегда запомнил, как участвовал однажды в планировании операции против установленного американского разведчика совместно с группой сотрудников контрразведки. Американец работал с перевербованным КГБ агентом, и дело шло к захвату с поличным. Прокладывая вероятный маршрут отхода американца после изъятия тайника, руководитель группы поставил на карте крестик и сказал:

– В этот туннель он обязательно заскочит. Но идти за ним не надо. Через две минуты он из него выйдет и двинет дальше к автомобилю.

– Почему он должен войти в туннель? – с любопытством спросил Голубин.

– Потому что во время изъятия тайника у него ударит в кровь адреналин, и он страшно захочет отлить. А другого места, кроме туннеля, здесь нет.

Голубин понял тогда, как глубоко контрразведка просчитывает поведение противника. В результате, у американцев не было в Москве серьезной агентуры. В ту пору Голубин являлся единственным не выявленным крупным агентом. Но он стоил многих.

А теперь чувство опасности отступало на второй план из-за того, что его жизненная цель летела в тартарары. Он уже не будет крупным руководителем, звездой первой величины, влиятельным и всевластным человеком. КГБ сгубило его судьбу, и Олег хотел мстить. Он остро ненавидел не только КГБ, но и всю окружающую его советскую жизнь. Как-то Голубин прочитал у Ильфа и Петрова такую строчку: «Он ненавидел не только советскую власть, но и всю солнечную систему», – и вдруг подумал, что это о нем.

«Лис» осознавал, что если его разрабатывают, то наверняка по нему идет активная переписка между ПГУ и Вторым главком.

Но как бы вызнать о состоянии дел в этом вопросе?

Голубин вспомнил о Тамаре, которая занимается оперативной почтой и многое может прочитать. После перевода в Питер они еще продолжали некоторое время встречаться, но время и расстояние делают свое дело. Связь начала затухать, и сейчас Олег редко вспоминал о ней, хотя признавался себе, что эта баба, которую он завел по холодному размышлению, в конечном итоге смогла пробудить в нем небывалую мужскую потенцию. При встречах с ней он чувствовал себя ненасытным зверем, готовым умереть во время оргазма. Видимо, такую остроту их отношениям придавала предельная откровенность, которой оба наслаждались, открыв в себе одинаковую тягу к беззастенчивому скотству.

Голубин организовал конспиративную встречу с Тамарой у нее на квартире. Он позвонил ей с чужого служебного телефона и договорился о приезде в Москву. В столице посетил знакомого генерала в областном управлении и после пары выпитых рюмок попросил у него служебную машину – добраться до своей московской квартиры. Тот с удовольствием дал, и Голубин выехал, сидя на заднем сиденье генеральской «Волги», из ворот управления, не замеченный наружкой.

Тамара вела себя напряженно и была не в состоянии играть в те постельные игры, которые так увлекали ее раньше. Голубин понял, что она знает что-то важное. Он встал перед ней на колени и сказал:

– Ради нашей любви, ради всего святого, скажи правду обо мне. Ты знаешь правду. Что вокруг меня происходит?

Женщина сидела, опустив голову на грудь, и молчала. Она не могла сказать Голубину того, что знала, но все их совместное прошлое заставляло ее что-то предпринять.