Расул рассказал мне, как в юности он много раз пытался привлечь внимание людей к невероятному происшествию у Чёрной Горы, как показывал всем именные часы, подаренные военным командованием «за действенную помощь при ликвидации банды Худояр-хана». Ему не верили. Признавали, что часы он получил заслуженно, а в остальном не верили. Повзрослев, Расул понял, что лучше об этом молчать, раз нет у него абсолютно никаких доказательств и нет ни одного свидетеля.
- А как же ваш отец? - спросил я. - Ведь он к тому времени должен был очнуться, избавиться от последствий облучения! Разве он не мог подтвердить ваш рассказ?
- В том-то и дело, что не мог, - сокрушённо вздохнул Расул. - Он ведь только бой с басмачами запомнил. Ему даже не успели толком рассказать, почему десять участников экспедиция погрузились в непробудный сон. События разворачивались слишком быстро. А Миэль он и не видел вовсе. Про чёрный шар он мог сказать, но разве это доказательство? Чёрная глыба в глубокой нише Чёрной Горы - мало ли что может померещиться расстроенному человеку!
Я, со своей стороны, подробно рассказал Расулу историю гибели самолёта и про человека в серебряном шаре, прилетевшего неизвестно откуда. Когда я показал ему газету со снимком раненого юноши, Расул воскликнул:
- Это он! Это Юра! Мы должны немедленно к нему ехать!..
Я полностью разделял нетерпение Расула, однако отправиться в Чехословакию немедленно мы, конечно, не смогли. Несколько дней ушло на оформление документов.
Наконец неделю спустя мы отправились в путь. Через несколько часов наш самолёт приземлился в небольшом словацком городке, расположенном в Высоких Татрах. Не позаботившись даже о гостинице, мы сразу бросились в больницу, где вот уже седьмую неделю, окружённый опытными врачами, но всё равно для всех чужой и враждебный, Юра Карцев упорно боролся со смертью.
Попасть к загадочному пациенту оказалось не так-то просто. Постоянно дежуривший при больнице член следственной комиссии долго и основательно расспрашивал нас, заполняя бланки протокола. А что мы могли сказать? Что это человек, вернувшийся из далёкого космического путешествия? Конечно, нет! Мы просто твердили, что у нас есть догадка, которую необходимо проверить.
Наконец тот факт, что мы берёмся опознать человека из серебряного шара, сыграл свою роль. Член следственной комиссии выдал нам пропуск в палату к раненому.
Сопровождавший нас врач сказал:
- В последние дни состояние пациента несколько улучшилось. Дважды он приходил в себя, открывал глаза и вполне осмысленно осматривал комнату. Но говорить ещё не может. Не пытайтесь его ни о чём спрашивать, это может повредить ему.
И вот, облачённые в белые халаты, мы с Расулом осторожно вошли в больничный изолятор.
В просторном светлом помещении стояла единственная койка. На ней, опутанный сложной подвесной системой с блоками и гирями, весь в лубках и бинтах, лежал в неестественной позе человек. Глаза его были открыты. На бледном исхудалом лице они казались большими тёмными провалами. В них не отражалось ничего, кроме усталости и тоски.
Взгляд больного, скользнув с глубоким безразличием по нашим лицам, обратился к врачу. Мы с Расулом тихо подошли к койке. Сердце моё билось, словно я только что пробежал стометровку. В возбуждённо горящих глазах Расула блестели слезы.
- Здравствуй, Юра, - тихо произнёс он, забыв о предупреждении врача. - Вот мы и встретились… Помнишь, Чёрная Гора, басмачи, Расульчик…
В лицо больного что-то дрогнуло, он впился глазами в Расула и вдруг прошептал:
- Что… с мальчиком?..
- Он жив, жив! Он… - Расул прикусил губу и умолк.
- Жив… это хорошо… - прошептал Юра и устало закрыл глаза.
Чувствуя себя виноватыми - нарушили запрет, - мы оглянулись на врача. Тот стал нам подавать энергичные знаки, чтобы мы немедленно удалились. Но Юра вдруг снова заговорил, и мы тотчас забыли о строгом враче.
Устремив на нас горячий тревожный взгляд, Юра прошептал:
- Скажите… вы… русские… советские?..
- Да, да, советские! - ответили мы с Расулом в один голос.
- Тогда… помогите!
- Юра, дорогой, конечно, поможем! - воскликнул Расул и порывисто шагнул к койке.
Лицо Карцева исказилось от боли. Прерывисто, но вполне отчётливо он зашептал:
- Надо… найти… плиарану… такую пирамидку… как янтарную… небольшую… надо сжечь… обязательно сжечь…
Последние слова он прошептал едва слышно.
- Уходите, уходите, он потерял сознание! - сердито сказал врач и выпроводил нас из палаты.
Члену следственной комиссии мы заявили, что догадка наша оправдалась - пациент нами опознан: это русский, советский гражданин, в гибели самолёта он невиновен, и что более подробно об этом мы будем говорить с председателем комиссии.
Председатель следственной комиссии принял нас сразу и с большим интересом выслушал наше сообщение. Впрочем, о космической стороне дела мы и здесь не упомянули. Сказали только, что всё происшедшее получит должное освещение, как только раненый поправится.