- Это нехорошо. Он попытался встать опираясь на руку, но не смог, рука не слушалась и только острая боль вгрызлась в плечо. Сигнал скорой уже приближался, пять минут и будут на месте. Сергеич приподнял голову и увидел бегущие фигуры в знакомых синих костюмах. Сирена выла все сильнее и сильнее. Свод моргал, как лампочка при перебоях напряжения.
- Жорик!
Разбитый и раздавленный шлем лежал слева. Потом, поднять и осмотреть - потом. Сейчас, Жорик.
- Жорик! Напарник! Ты как?
Напарник молчал и не шевелился, теперь было понятно, что и он без шлема, и даже без бутов и в порванной куртке. А что это возвышается?
Сергеич перевернулся на правый бок и превозмогая боль сосредоточился, сфокусировал уставшие и залитые кровью глаза на предмете торчавшем из земли. Сирена была совсем близко и Сергеич осознавал, что времени понять что случилось у него совсем мало. Правая рука посылала такую боль в плечо, что терпеть уже было почти невозможно, но Сергеич щурясь как слепой профессор последний раз сосредоточился на картине перед собой. Это был меч. Такой как на картинках в исторических книгах, такой которыми сражаются орки против людей на Островах. Длинный меч с обоюдно заточенным клинком, гардой и эфесом или по-простому ручкой. Он торчал не в земле, а в теле мертвого напарника. Потому что только мертвый Жорик мог терпеть такое унижение и боль. Меч острием воткнулся ему ниже спины, в мягкое место, которое скрывают за штанами и так любят женщины. Скорая уже садилась в пяти метрах и санитары выскакивали на ходу со своими желтыми чемоданчиками. Бежал инструктор, тот который кричал на учеников сильнее всех и лицо у него было перекошено эмоцией, но кажется это была не злоба, а нес он в руках не "Мать". Бежали мужики, с которыми они спали в одной казарме. Бежали зеваки, спешащие помочь. "Плохи наши дела" - подумал Сергеич, погружаясь во тьму. Он потерял работу, потерял шлем и потерял друга, но самое главное то, что он понял в последние секунды перед уходом в небытие - он потерял правую руку.
Фрозен платит по счетам
Сидеть дома и бессмысленно таращиться на белую стену нехорошо для душевного здоровья, но и сил больше ни на что не осталось. Вот она физическая и моральная полная опустошенность, когда не можешь пошевелить ни рукой ни ногой, и даже в голове краники не поворачиваются. Не хочется ничего и ни от кого, забываешь о сыне и муже, о своих обязанностях на работе и о своих сотрудниках. О том, что простой стоит денег и завтра нужно со свежей головой идти на работу, где тебя ждут конкуренты, наемные работники и даже дружелюбные мутанты. Нужно спать, обязательно нужно выспаться, но постель пуста и сегодня никто не будет ворочаться рядом, толкаться и храпеть. Еще долго не будет.
***
Новость о трагедии пришла неожиданно, как и приходят дурные новости. Вот ты стоишь за прилавком и с улыбкой пытаешься отцепиться от наглой и злой покупательницы, а вот уже идут странные люди в странной синей форме и останавливаются на пороге. Стоят молча, с грустными лицами, стараясь не мешать тебе делать свою работу, но видно, что они спешат и их напрягает соседство лифчиков и женских трусов, а потому ты выгоняешь (отшиваешь) последнюю жадную покупательницу и с замирающим сердцем вешаешь товар на место, запираешь кассу, хватаешься за щетку - все чтобы не смотреть на них, на этих военных, которые терпеливо ждут, когда ты уже освободишься.
“Фрозен? Можно с вами поговорить? Вы присядьте, у нас плохие новости”.
И она садится выдыхая спертый воздух Уровней и чувствует как напряжены мышцы бедер, рук, шеи и как стремительно начинают болеть глаза. Она снимает очки и протирает их рукавом, стараясь оттянуть тяжелый разговор. Лишь бы не Виталик. Лишь бы не Виталик. Пусть лучше Миша. Он взрослый, он справится.
Это оказался Миша. На первом же вызове он попал в переделку, бедный, бедный Миша, которому всегда не везло по жизни и на этот раз ему не повезло особенно. “Он жив?” - спросила Фрозен и получила утвердительный ответ. Он жив, но нужно срочно ехать в больницу.
Позвать Барби и перепоручить ей свои обязанности, попрощаться до завтра еле сдерживая слезы и выйти под свет Свода на рыночную открытую площадь. Мимо проходящие, так и проходят мимо, но осторожно оглядываются на женщину, которая с прямой спиной и мертвым взглядом идет в окружении самообороны и копов. Она не похожа на арестованную тараканшу, но и на начальницу и пострадавшую не похожа. Ее вид ближе к статуям, к тем гордым статуям, которые еще сохранились со старых времен, когда еще только строили уровни, когда еще шла война и пылали города. Статуи на которых граждане стоят гордо с прямой спиной и смотрят вперед иногда выбрасывая вперед правую руку со сжатым кулаком.