— Не поймают, — спорит Лес. — Не тогда, когда у тебя такие глазки и готовые соврать губки. — Она указывает на собственное лицо, а затем на сиськи. — Ну серьезно, кто сможет сопротивляться такому?
Я негромко смеюсь.
— Большая цаца?
— Да ни капли вообще-то, — протягивает она, пожимая плечами.
Я толкаю ее, и она почти падает с табурета.
— Воу!
— Извини, — говорю я все также со смехом. — Хотя нет, не мне не жаль даже.
— Ну конечно, с чего бы тебе. Ты поосторожней, а то столкну тебя с первым попавшимся самым старшим парнем.
— Пожалуйста, не надо, — отвечаю я, кривясь. — Хватит с меня мужчин на некоторое время.
— О, он был настолько стар? — спрашивает она, сужая глаза.
— Я не говорила этого.
— Я твое вранье за версту чую, Хейли, — говорит Лесли, ухмыляясь. — Но, скорее всего, не слишком. Пятьдесят? Сорок? Тридцать? — Когда мой взгляд дергается, она протягивает: — АГАА!
— Вот ваши напитки, — перебивает бармен, ставя два бокала перед нами.
Быстро беру свой и делаю глоток.
— Значит, тому парню тридцать с чем-то.
— Этого я также не говорила, — отвечаю я, закашлявшись, потому как текила обжигает горло.
— Тебе и не нужно. Твое лицо можно читать, как книгу.
Я вскидываю бровь.
— Я похожа на роман про Арлекина?
Лесли поднимает свою текилу.
— Нет, скорее на «Пятьдесят оттенков серого».
У меня глаза лезут из орбит.
— О, Боже. — Она практически выплевывает текилу, но ей все-таки удается немного проглотить, а затем поставить бокал на стойку. — Ты шутишь. Да? Он был как Грей? Он шлепал тебя? Связывал?
— Шшшш! — шиплю я.
— Что? Можно подумать, нас кто-то услышит, пока музыка рвет динамики, — отвечает она. — Давай, я хочу знать. Расскажи мне что-то стоящее. У меня в сексе — полный отстой.
— Можно подумать, у меня все отлично. Я делала это только с одним парнем.
— Ага, но он был чертовски горячим, и вы занимались изощренным сексом, разве не так? Значит, об этом явно стоит поговорить и попускать слюнки, — она втягивает нижнюю губу в рот. — Да ладно, Хейли, я не скажу никому, обещаю.
— Обещаешь? — я опускаю взгляд.
— Клянусь на мизинцах отсутствием у меня в данный момент интимной жизни. — Она поднимает мизинец и, сцепив его с моим, трясет ими.
— Ладно, да, ему около тридцати, и секс оказался весьма изощренным.
Лесли визжит. Слишком поздно я захлопываю свой рот рукой.
— Хватит орать!
— Не могу. Это слишком круто. Вроде как ты поднялась от ноля до ста по шкале секса.
— Знаю, но давай оставим это между нами, ладно?
— Обещаю, но хватит стыдиться. — Лес кладет руку на мое предплечье выше локтя. — Нет ничего плохого в том, что ты занялась сексом, как и в том, чтобы поговорить об этом, — улыбается подруга. — Так… что он делал?
Я хватаю текилу и делаю еще глоток, пока она жадно смотрит на мои губы.
— Ну, он вроде как связал меня… и отшлепал.
— И одно, и второе? О мой Бог. — Она обмахивает себя, хватая текилу. — Сейчас мне точно нужно выпить.
— Ладно, хватит о нем. Как урок? Я что-то пропустила?
— Пропустила? Ну, помимо его сексапильной попки… нет, не думаю.
Я громко выдыхаю и качаю головой.
— Ты не слушала, да? Ты лишь пялилась на его задницу.
— А что? — она пожимает плечами. — Ничего не могу поделать. Если в наличии хорошая попка, ее нужно изучить. Мне нужно ставить за это баллы. По факту, весь урок нужно было посвятить изучению задниц. Я бы стала отличницей.
Я хихикаю.
— Ага, хватит тебе текилы, Лес. — Пытаюсь забрать у нее бокал, но она не отдает.
— Нет, думаю, еще одну закажу.
— Давай потанцуем, — зову я.
Она ставит бокал назад так сильно, что содержимое расплескивается на ее рубашку.
— Уф! Посмотри на это. Теперь я мокрая.
— Это, наверное, впервые за несколько недель, — протягиваю я, а она ахает и ударяет меня по руке.
— Не смешно, сучка. И для записи: у меня был секс, — она прочищает горло, — на прошлой неделе. — Лесли тянет меня за руку с табурета. — Пошли, нам нужно в туалет, поможешь мне привести себя в порядок.
Мы шагаем к уборной, где я выхватываю несколько салфеток из диспенсера, а она снимает рубашку.
— Здесь все равно никого нет, — произносит она, удерживая рубашку над раковиной и выжимая из ткани жидкость.
— Вот, — передаю ей салфетки. — У меня больше ничего нет.
— Пойдет, — отвечает она, впитывая жидкость на мокрых пятнах. — Придется выкручиваться.
Когда все готово, она говорит:
— Подождешь минутку? Мне нужно в туалет.
— Конечно.
Я остаюсь возле раковины, пока она уходит в кабинку.
А затем слышу самое громкое пуканье в истории всего человечества.
— Какого хрена? — бурчу я.
— Прости, — громко хихикает она, а затем следует еще один громкий звук. — Черт, кажется, запашок здесь сейчас будет еще тот.
— Ладно, я подожду снаружи, — надрываюсь от смеха я.
— Я помираю! — слышу ее тяжкий стон, а затем очередное пуканье, что служит мне подсказкой валить отсюда.
Выйдя, достаю телефон проверить время, а когда кладу его обратно в задний карман, налетаю на кого-то.
— Черт, прости.
— Все нормально.
Блядь.
Этот.
Голос.
Словно судьба сует средний палец прямо мне в лицо.
Это же не может случиться дважды, не так ли?
Нет, как раз может, потому что
Томас, мать его, Хард.