Дрянь

— Деньги, — помедлив, ответил Черкизов и добавил уже решительней: — Только деньги, он не любил связываться со сберкассами.

— А… много? — поинтересовался я.

— Не знаю, — развел руками Арсений Федорович, и в этот момент мы с ним встретились глазами. И по его глазам я понял, что он знает, что я знаю, кем был его брат. Мы играли в гляделки не больше секунд двух-трех, после чего Черкизов повернулся и пошел в первую комнату.

Остановившись на ковре посреди гостиной, он медленно оглядел все вокруг. Подошел к финской стенке, раскрыл одну пару створок и почти сразу закрыл обратно. Отворил дверцы платяного шкафа, с полминуты изучал его содержимое, провел рукой по висящим на вешалках рубашкам и костюмам. Мне показалось, что все это он делает как-то не так, как должен делать человек на его месте. Что на самом деле не волнует его, целы ли костюмы покойного. Да скорей всего и не знает он, сколько их там было! Он, казалось мне, уже видел то, ради чего пришел сюда, и сейчас только доигрывает взятую на себя роль. Надо думать, его интересовал сейф.

Черкизов закрыл шкаф, подошел к дивану и опустился на него. Небрежно перебрал журналы на столике, заглянул на его нижнюю полку, сунул туда руку и извлек, как мне сперва подумалось, толстую большую книгу в кожаном переплете.

— Вот они… — каким-то потеплевшим голосом произнес он, раскрыл книгу, и я увидел, что это не книга, а альбом с фотографиями. Черкизов перевернул пару картонных страниц и вдруг позвал:

— Подойдите, пожалуйста!

Мы приблизились и заглянули через его плечо. Ничего необычного. Пожелтевший снимок, на котором двух мальчиков лет шести в одинаковых матросках обнимает за плечи красивая молодая женщина.

— Невозможно отличить, кто где, правда? — с улыбкой спросил Черкизов, а я не к месту подумал, что один из этих симпатичных малышей станет вором в законе. Кстати, мне еще не известно, кем станет второй.

— А это наша мама, — продолжал Арсений Федорович.

— Ее чуть ли не единственный снимок, — голос его дрогнул, и он резко захлопнул альбом. — Она очень рано умерла.

Черкизов встал, постоял молча, касаясь альбома двумя пальцами, и не попросил, а, скорее, констатировал:

— Вы позволите мне его забрать… Это память.

Признаюсь, я слегка замешался, но Панькин выручил:

— Не положено, — развел он руками. — Пройдет полгода — хоть все забирайте.

— Ну что ж, — неожиданно легко согласился Черкизов. — На нет суда нет.

— Ага, — подтвердил Панькин. — Да вы не волнуйтесь, здесь целее будет.

Над моим столом была приколота записка:

«Тебя искал председатель ЖСК „Луч“ Кадомцев Елизар Петрович. Оставил телефон, просил связаться. Де Скин».

Самого «Де Скина» нигде поблизости не было, а жаль. Я нуждался хоть в какой-нибудь предварительной информации. Впрочем, мне тут же пришло в голову, где я могу ею разжиться.

Для начала меня на мой звонок заливисто облаяли через дверь. Потом женский голос поинтересовался: «Кто?» Я назвался, мне открыли, и передо мной предстала давешняя голубоглазая шатенка в длинном, до полу, белом махровом халате. Вокруг нее очень живописно скакал черный как смоль стриженый пудель. Она стояла на пороге и удивленно рассматривала меня.

— Здравствуйте, Марина Львовна, — сказал я. — Вы меня пустите или вам сейчас неудобно?

— Удобно. — Дверь открылась шире. — Только я не понимаю, как это вы меня так быстро нашли? Я ведь вчера не представилась… Ах да! — засмеялась она. Вы же участковый!..

— Дедуктивный метод здесь совершенно ни при чем, — заметил я, проходя в прихожую. — Просто вчера, когда голосовали за ваш обмен, назвали фамилию, имя, отчество и даже номер квартиры.

— Вот оно что, — протянула она, как мне показалось, разочарованно. — Ну, все равно, проходите. Не знаю только, зачем я могла понадобиться участковому? Потому что живу здесь без прописки? — это уже было добавлено кокетливо.

— Да живите, где хотите, — махнул я рукой. — Тем более что вы ведь, кажется, совершили наконец свой родственный обмен? Поздравляю. Только почему все-таки с третьей попытки?

Мы прошли в комнату и уселись в низенькие кресла у журнального столика. Она пододвинула мне пепельницу.

— Если хотите курить — пожалуйста. Кофе?

— С удовольствием.

Через несколько минут она принесла с кухни поднос, на котором дымились две чашки кофе, стояли сахарница и вазочка с печеньем.

— Вы так и не ответили на мой вопрос, — сказал я, закурив сигарету и пригубив горячий кофе. — Почему с третьей попытки?

— Я же вам еще вчера объяснила. Тут натуральная мафия, У них на учете каждая квартира, которая может освободиться в перспективе. Это же валюта! А бабушка у меня старенькая и очень больная.

— Вы что хотите сказать — они взятки берут?

— Разумеется! Только не деньгами.

— А чем? Борзыми щенками?

— Вроде того. Козленко, например, за то время, что заместительствует, две книжки выпустил — он критик театральный. И дочь его, поразительно бездарную девку, в аспирантуре оставили. У нас, если кто активно изображает деятельность в правлении, то, значит, чего-то ему нужно: квартиру или там диссертацию.

— А что нужно Елизару Петровичу?