Дрянь

— Митя, проведи обыск вместе с ребятами до конца. И потщательней. — Он скосил глаза на Данилевского, тот криво пожал плечами и хмыкнул. — А мы в райотдел.

Я одобрительно кивнул. На таком уровне нам со Стасом не надо ничего объяснять друг другу. Здесь, в квартире, при таком количестве народа, обстановка для откровений не самая подходящая. А в райотделе Данилевский сейчас напишет нам собственноручно чистосердечные показания — пусть пока по своей версии. Он не скрывает, что имеет отношение к краже морфина? Очень хорошо! Через час мы будем знать имя того, у кого морфин украден.

— Пошли, — сказал Северин, а Данилевский ответил, поднимаясь со стула:

— Прощай, свободка, здравствуй, кича! Давно не виделись…

И мы двинулись к выходу из комнаты: я впереди. Луна за мной, замыкал Северин. Поэтому, наверное, большая часть того, что произошло в тесной полутемной прихожей, где толклись возле стеклянных дверей понятые и курили два опера из отделения, ускользнула от моего внимания. Я уже взялся за ручку входной двери, когда услышал за спиной деловитый возглас Луны: «А вот эта курточка потеплей будет!» И обернулся как раз в тот момент, когда Северин, оттолкнув плечом Данилевского прямо в мои объятия, выхватил что-то у него из рук. А уже через секунду из комнаты донесся его звенящий напряжением голос:

— Товарищи понятые, попрошу сюда! И задержанного приведите!

Когда мы вошли, Стас стоял в дальнем углу, там, где раньше сидел Луна, и держал в руках за плечи черную кожаную куртку, демонстрируя ее всем присутствующим.

— Попрошу занести в протокол, — говорил он зло и торжествующее. — Только что задержанный в вашем присутствии пытался завладеть этой курткой, висевшей на вешалке в прихожей. А теперь… — Северин, обернув руку платком, опустил ее в карман куртки, — а теперь мы с вами посмотрим, зачем ему это было нужно.

Не знаю, как понятые, а я лично уже знал, что сейчас увижу. На ладони у Северина лежал пистолет системы «Вальтер». В полной тишине, наступившей вслед за этим зрелищем, раздались странные животные звуки. Данилевский рычал и скрипел зубами.

Вот, значит, в какую игру он играл с самого начала! Вот зачем требовал менять ему без конца одежду, зачем отдал нам быстренько морфин, зачем пытался убедить нас, что не убивал Шу-шу! И ведь как все точно психологически ему удалось рассчитать! Пусть даже мы не поверили, что он не убийца. Но зато практически свыклись с мыслью, что раз Данилевский выдвигает такую версию, стало быть, пистолет он или надежно спрятал, или уничтожил. И пусть бессознательно, но расслабились.

А он пистолет не уничтожил и не спрятал. И сразу с первых секунд понял: оружие все равно найдут при обыске, а тогда ему конец. Как он сам выразился, подрасстрельная статья. И Луна решил пойти ва-банк. Пистолет представлялся ему, вероятно, его последним шансом. И беспрестанной сменой одежды, смысла которой мы не понимали, он хотел добиться, чтобы в решающий момент все восприняли замену одной куртки на другую как очередной каприз. Он, может быть, и мечтал-то выиграть всего секунду-полторы. И если бы не реакция Северина…

Пока писался протокол изъятия, пока пораженные происходящим понятые скрепляли его подписями, Стас в возбуждении гоголем прохаживался по комнате. Данилевский все это время сидел на своем стуле, опустив голову и зажав между колен крепко сцепленные руки. Наконец Северин схватил еще один стул, подтащил его поближе, уселся рядом с Луной и, пытаясь заглянуть ему в лицо, сказал:

— А ведь я теперь могу тебе сказать, как было дело. Это чтоб тебе легче чистосердечное писать, хорошо? Вы с Салиной морфин пополам и не собирались делить. Ей его у себя держать нельзя было и продавать тоже некому; враз бы, кому надо, об этом пронюхал. Ты ее долю ей деньгами обещал отдать, вот что. Но денег ты ей давать не собирался, а скорей всего, у тебя их и не было. И ты сделал «куклу». Ты же ведь и маму родную при случае надул бы, не то что бывшую девку! Но она за эти семь лет тоже маленько образовалась, да и тебя знала неплохо. Короче, «куклу» твою она раскусила. Так что убивал ты ее не за половину, Убивал ты ее за весь куш.

И, не дожидаясь ответа, Северин встал. — Пошли потихоньку. Только без глупостей. Не поднимая головы, послушный, как кукла, Данилевский поднялся и побрел за нами. Он казался чрезвычайно подавленным, и я даже испугался: не переусердствовал ли Стас? Как бы Луна не замкнулся в отчаянии именно сейчас, когда нам так необходимы его показания. Ах, если бы мы могли представить, что на самом деле творилось в этот момент в душе у этого человека! Боюсь, размышлений нам теперь хватит до конца нашей жизни…

На лестничную площадку мы вышли впятером: кроме нас двоих и Данилевского, еще два местных опера. Казалось, любые случайности исключены. Но я не раз замечал, что жизнь тычет нас носом в дерьмо чаще всего именно тогда, когда мы самодовольно думаем, что предусмотрели все, чтобы не измазаться.