Древо миров

Он указал на Дагеклана.

— Тогда кто пользовался священным оружием?

— Никто… — В голосе руга прозвучало некоторое удивление. — Только наш гость брал ее в руки, когда обнаружил палицу в Доме локапал и подал Ярлу. Она была замаскирована под чучело. Даже Ярл не смог ее обнаружить. Очевидно, морок, наведенный локапалами, не действует на пришельцев…

— Они явились из Внешнего Мира, — утвердительно сказала Мать.

Конн вслушивался в ее слова, стараясь понять, что они сулят, но голос колдуньи был бесстрастен, а лицо неподвижно.

— Их женщина больна, — сказал старший сын Тар — киная. — Ты поможешь?

— Я буду курить о них.

Сказав так, колдунья почти исчезла в клубах дыма, повалившего из длинной резной трубки.

В небольшой комнате, куда отправили их хозяева, король и рыцарь провели немало времени в тягостном ожидании. Их покормили, и Дагеклан, потерявший много сил во время схватки с вожаком куннов, смог подкрепиться плошкой чечевичного супа и жареным куском оленьего мяса, запив все это доброй чашей медовой настойки. Конн, сидевший рядом с подстилкой, на которую уложили Эльтиру, едва прикоснулся к еде. Дядюшка Гнуб был на удивление неразговорчив и только покачивал головой, отрезая мясо маленьким, с ладонь, ножичком, который извлек из-за голенища сапога.

Наконец явился Ярл. Был он мрачен и смотрел поверх голов куда-то в стену.

— Ты принес плохие вести, друг? — спросил Дагеклан, не в силах скрыть волнения.

— Для вас вести хорошие, — сказал Ярл, — но не для меня.

— Что случилось?

— Этого вам знать не нужно. Оставь свой меч здесь, воин Железная Рука, и все следуйте за мной.

Держа девушку на руках, Конн в сопровождении рыцаря и гнома снова отправился в большую комнату, где все еще плавал синий, терпко пахнущий дым трубки.

Колдунья уже была облачена в хамнаар и держала в руках большой, похожий на щит бубен. Около возвышения, где она недавно раскуривала свою трубку, стоял медный чан и суетились женщины.

Мартога жестом приказала опустить Эльтиру на ложе, наклонилась и провела над ее лицом морщинистой ладонью — как раньше над Священной Палицей.

— Дым охму сказал мне много. — Она величественно выпрямилась и прямо взглянула в глаза королю. — Много, но не все. Необычный случай, очень необычный. Это не болезнь, нет…

— Ее ударили отравленным кинжалом, — сказал Конн, — но что это был за яд, я не знаю.

Мартога прищурилась и шумно втянула воздух, словно принюхивалась к чему-то.

— Яд — принадлежность этого мира, чужеземец. Там, куда отправился ее дух, все по-иному. Ты вовремя пришел — еще немного, и дух ее может затеряться, пропасть навсегда.

— Так стоит ли медлить? — воскликнул Конн горячо. — Скажи, что нужно делать. Ради этой девушки я готов на все!

— Тогда ты отправишься по Темной Реке на поиски. Если тебе повезет, ты сможешь ее вернуть. Остальное сделаю я.

— Скажи только, откуда я должен начать… И как?

— Прямо отсюда. Белый Скакун перенесет тебя ко входу, дальше пойдешь сам.

Она указала под ноги короля, и он увидел, что стоит на белой кобыльей шкуре, расстеленной посредине комнаты. Мартога приказала ему сесть, скрестив ноги, Дагеклан и дядюшка Гнуб расположились на лавке возле стены.

Конн сгорал от нетерпения, ожидая, что колдунья сразу же приступит к исполнению обряда, но Большая Мать, отложив бубен, принялась разжигать очаг, подбрасывая в него сухие дрова. Она что-то тихо и невнятно напевала, позабыв, казалось, обо всем на свете.

Постепенно комната заполнялась народом. Мужчины и женщины молча подходили к очагу, бросая в него пригоршни конопляных зерен, вспыхивающих и мгновенно исчезающих в огне.

Наконец все расселись по лавкам, и суета затихла. Мартога, присев на корточки возле очага, медленно расплетала свои многочисленные косы, что-то бормоча и отдавая еще кое-какие распоряжения женщинам возле ложа. Время от времени колдунья громко икала, содрогаясь всем телом. Глаза ее были недвижно уставлены на затухающий огонь.

Сумерки в избе густели, люди переговаривались тихим шепотом. Мартоге опять подали трубку, она закурила. Икота ее делалась все громче, дрожь непрерывно сотрясала полное тело, лицо было бледно, голова низко опущена, глаза полузакрыты.

Вдруг она поднялась и оглядела сидевших вдоль стен людей.

— Все ли справили нужду за дверью? — спросила колдунья громким, но странно изменившимся, тягучим голосом.

— Все, Мать, никто не выйдет, — отвечал кто-то.

Колдунья, не глядя, протянула руку, одна из женщин подала ей ковш, и Мартога набрала полный рот воды. Медленным сонным движением отыскала бубен и колотушку с красной кисточкой, вышла на середину избы, к самой шкуре, и, приседая на правое колено, четырежды поклонилась на все стороны, брызгая вокруг водой изо рта.

Женщины бросили в очаг пучки белых конских волос и затушили огонь, загребая его золой. В слабом мерцании угольев фигура колдуньи неподвижно высилась посреди комнаты. Наконец тьма стала непроглядной, сидящие на скамьях затаили дыхание, слышно было только бормотание и иканье Мартоги.