Древний Рим. События. Люди. Идеи.

Некоторое, хотя, к сожалению, недостаточно четкое, представление о социальной опоре Клодия, дает знакомство с социальным составом организованных им «отрядов», которые были численно настолько внушительны, что Цицерон говорит иногда о «Клодиевом войске». Организация этих «отрядов» стояла в тесной связи с восстановлением плебейских коллегий. Восстановлением коллегий, как и созданием новых, руководил некто Секст Клодий, клиент Публия Клодия, которому, кстати, была поручена реализация хлебного закона и который был наделен довольно широкими полномочиями. Совершенно естественно, что в состав упомянутых «отрядов» широко принимались новые получатели хлеба, новые члены коллегии; последние иногда даже возглавляли отдельные отряды. Среди них были, несомненно, ремесленники, большое число вольноотпущенников, ибо в это время, в связи с расширением хлебных раздач, сильно возрос отпуск рабов на волю; были в составе «отрядов» также рабы и гладиаторы. Цицерон даже уверял, что Клодий собирался организовать армию рабов, при помощи которой он хочет овладеть государством и имуществом всех граждан. Но, конечно, участие рабов как в «отрядах», так и в движении Клодия в целом, Цицероном сознательно и даже «злонамеренно» преувеличивалось. Мы не имеем прямых указаний относительно участия в Клодиевых «отрядах» сельского плебса, но то, как описывал тот же Цицерон проводимые Клодием земельные захваты, дает возможность предположить наличие какого–то контакта и с сельским населением.

Все сказанное выше позволяет прийти к выводу о движении Клодия как о последнем широком движении, проходившем под лозунгами и в традициях римской «демократии». Как и в случае с Катилиной, мы — и об этом уже говорилось — имеем сведения о Клодии и о всех событиях, связанных с его именем, от его злейшего врага — Цицерона. Поэтому в этих сведениях слишком много наносного, неправдоподобного, извращенного, как традиционно извращен и самый облик Клодия.

В противовес этим традиционным данным есть все основания считать, что в 50–е годы широкое общественное мнение признавало главой популяров скорее Клодия, чем Цезаря, и трибунат Клодия был поэтому своеобразной «демократической» реакцией на разочаровавшую широкие массы деятельность Цезаря во время его консульства.

Этим же, кстати сказать, и объясняется то странное, малопонятное и какое–то слишком «бережное» отношение Цезаря к Клодию, начиная со скандального случая во время праздника в честь Bona Dea. Мы упоминали, что Клодий уже тогда, несмотря на свою молодость, пользовался большой популярностью среди «народа». Мы считаем, что именно это обстоятельство, а отнюдь не то, что Цезарь сразу же «угадал» в Клодии весьма пригодное для себя «политическое орудие», дает возможность понять поведение Цезаря как в данном конкретном случае, так и в истории его дальнейших взаимоотношений с Клодием. Цезарь оказывался в щекотливом положении. Открытый конфликт с Клодием по мере роста популярности последнего мог привести к утере всяких связей с римской «демократией». Такой оборот дела Цезаря никак не устраивал. Поэтому в сложившейся ситуации для обоих политических деятелей было куда выгоднее сохранять либо «вооруженный нейтралитет», либо даже идти иногда на частные и временные соглашения, тем более что Клодий был достаточно умен, дабы до поры до времени ни в чем серьезном не мешать Цезарю.

Итак, мы склонны рассматривать движение Клодия как последнее движение, проходившее под лозунгами и в традициях римской демократии. Мы говорили о Клодии (и в какой–то мере о Цезаре) как о вожде демократических элементов. Мы вообще не раз оперировали понятием «римская демократия». Не обязывает ли это нас дать, наконец, более или менее развернутое определение самого понятия?

Сравнительно недавно в современной историографии господствовала точка зрения, согласно которой в Риме — во всяком случае, в эпоху поздней республики — существовала «двухпартийная система». Считалось, что примерно со времен Гракхов сложились партии так называемых оптиматов и популяров. Оптиматы — партия римского нобилитета, или сенатская партия, популяры — партия демократическая. Политическая борьба стала сводиться почти целиком к борьбе и соперничеству этих двух партий; так, сулланцы рассматривались как оптиматы, а марианцы как популяры, или, скажем, заговор Катилины трактовался как выступление популяров (т. е. «демократов»), да еще радикальных.

В западноевропейской историографии эта точка зрения шла от Моммзена и Друмана, у нас она одно время была общепринятой (даже в общих курсах и учебных пособиях), но, пожалуй, наиболее ярко проявилась в работах В. Н. Дьякова. Тем не менее подобная трактовка вопроса есть не что иное, как перенесение современных терминов и представлений на историю Рима, т. е., говоря иными словами, модернизация этой истории.