Древний Рим. События. Люди. Идеи.

Суллой были восстановлены все те новшества и изменения, которые он внес в римское государственное устройство, после того как захватил Рим в первый раз. Еще более увеличивалось значение сената, в частности расширялись его судебные функции. Увеличивалось и общее число магистратов: вместо шести преторов теперь избиралось восемь, вместо восьми квесторов — двадцать. Консулы и преторы по истечении срока (годичного) пребывания в своей должности назначались наместниками провинций. Наряду с этим еще больше ущемлялись права комиций и народных трибунов. Помимо того, что все свои законопроекты трибуны должны были согласовывать с сенатом, теперь объявлялось, что те, кто занимал должность народного трибуна, уже не имеют права домогаться какой–либо другой государственной должности. Таким образом, для людей, стремящихся занять руководящее положение в республике, трибунат обесценивался и даже мог служить препятствием, если иметь в виду дальнейшую карьеру. Такова была неписаная конституция, установившаяся в результате диктатуры Суллы.

Все вышеизложенное дает, на наш взгляд, определенные основания для некоторых выводов о деятельности Суллы, для его оценки как исторической личности. Нам представляется, что основной пружиной всей его деятельности было неуемное, ненасытное стремление к власти, непомерное честолюбие.

Надо сказать, что эти оба понятия — стремление к власти и честолюбие — отождествлялись самими древними авторами. Для римских историков, размышлявших о судьбах своего отечества, о его прошлом и настоящем, о причинах его расцвета и упадка, конечно, были недоступны такие понятия, как классовая борьба, роль народных масс, социально–экономические условия развития общества. Но тем не менее они пытались выяснить причины и суть явлений. Они пытались их найти в своих, кажущихся нам ныне наивными, представлениях о борьбе между «добром» и «злом», между добродетелями (virtutes) и пороками (vitia, flagitia), врожденными как у отдельных людей, так и целых поколений.

Еще Катон Старший провозгласил борьбу против иноземных «гнусностей и пороков» (nova flagitia), за восстановление старых римских добродетелей. Зловреднейшими из всех пороков он считал корыстолюбие и любовь к роскоши (avaritia, luxuria), а также честолюбие, тщеславие (ambitus). Те же пороки фигурируют у Полибия, когда он говорит о нарушении гражданского согласия в обществе. Насколько можно судить по сохранившимся фрагментам исторического труда Посидония, названные пороки играли не последнюю роль и в его теории упадка нравов. Наконец, мы встречаемся с развернутым обоснованием их роли и значения для судеб Римского государства, когда знакомимся с исторической концепцией Саллюстия.

Саллюстий, давая в одном из своих исторических экскурсов краткий обзор истории Рима, говорит сначала о счастливом периоде этой истории, «золотом веке». Однако, когда Римское государство окрепло, соседние племена и народы были подчинены и, наконец, сокрушен наиболее опасный соперник — Карфаген, тогда вдруг «судьба безудержно стала изливать свой гнев и все перемешалось». Именно с этого времени в обществе начали развиваться такие пороки, которые оказались первопричиной всех зол, — страсть к обогащению и жажда власти.

Саллюстий дает развернутое и чрезвычайно любопытное определение, характеристику этих двух основных пороков. Любовь к деньгам, корыстолюбие (avaritia) в корне подорвало верность, правдивость и прочие добрые чувства, научило высокомерию и жестокости, научило все считать продажным. Стремление же к власти или честолюбие (ambitio) — для Саллюстия эти понятия взаимозаменяемы — заставило многих людей стать лжецами и лицемерами, одно втайне держать на уме, а другое высказывать на словах, ценить дружбу и вражду не по существу, а исходя из соображений расчета и выгоды, заботиться лишь о благопристойности внешнего вида, а отнюдь не внутренних качеств. Кстати сказать, Саллюстий считает, что из этих двух пороков честолюбие все же более простительно, или, как он выражается, «ближе стоит к добродетели», алчность же, несомненно, более низкий порок, ведущий к грабежам и разбоям, как это и обнаружилось в полной мере после вторичного захвата власти Суллой.