Древний Рим. События. Люди. Идеи.

Платон связывал возникновение государства как такового с идеей справедливости. Цицерон, в общем, следует в этом вопросе за Платоном, но у него эта идея приобретает более практический оттенок, так как для Цицерона носителями справедливости оказываются всегда практические деятели, которых он и называет «руководителями» (rectores). Из обеих задач, которые поставлены богами перед людьми «или основывать новые государства или сохранять, уже основанные», — как раз «сохранять уже основанные» и есть, в первую очередь, долг политического деятеля, который «благ и мудр и понимает государственную пользу и достоинство». Если государство способно воспитывать, а, по мнению Цицерона, оно бесспорно может считаться могущественным воспитателем в духе древнеримской доблести (virtus), то всегда должны найтись конкретные носители этой доблести, которые и встанут в годы испытаний у руля государственного управления. Все это показывает, что Цицерон не считал безнадежной и всеобщей ту порчу нравов, которую рисует Саллюстий и при которой не остается уже ничего светлого, что могло бы спасти государство от окончательной гибели.

Таким образом, монархическое толкование политических тенденций трактата Цицерона оказывается несостоятельным. Следовательно, если говорить о субъективных и сознательных политических симпатиях Цицерона, то едва ли можно сомневаться в его традиционно–республиканских воззрениях. Однако, было бы глубоко неправильным ограничиться подобным односторонним утверждением. И, действительно, при попытке уяснить себе значение такой сложной и противоречивой личности как Цицерон, нельзя удовлетвориться ни одной из уже высказывавшихся точек зрения: бесспорно нельзя считать Цицерона апологетом монархии, но и неправильно было бы расценивать его как апологета традиционной республики и только. На самом деле облик Цицерона как политического деятеля и мыслителя гораздо сложнее и трагичнее. И истинные идеологические позиции Цицерона могут быть определены, прежде всего, не подсчетом того, сколько раз употреблено слово princeps в единственном числе и т.п., но пониманием общего и принципиального направления в развитии его политических воззрений.

Высказанные положения отнюдь не противоречат выводам, сделанным ранее. С точки зрения своих субъективных и осознанных симпатий, Цицерон — как мы уже и подчеркивали — убежденный сторонник традиционной, аристократической римской республики. Но этим не исчерпывается содержание его политических воззрений. Поскольку Цицерон выступал как провозвестник «общенационального лозунга», поскольку он проповедовал concordia ordinum и consensus bonorum — он объективно, в сфере политической идеологии, расчищал дорогу принципату.

Октавиан Август, как мы знаем, сначала боролся за власть в качестве наследника Цезаря, в качестве представителя «партии» цезарианцев, сохранившей известные демократические тенденции, во всяком случае, в своей фразеологии. Вместе с другими триумвирами он выступал как враг сенатской олигархии и староримской знати. Главной опорой в этой борьбе была профессиональная армия, которая ныне уже претендовала на то, чтобы ее рассматривали как римский народ.

После победы над Антонием, когда встает вопрос не о завоевании власти, но о длительном сохранении власти уже завоеванной, в социальной политике Августа начинает преобладать консервативное, реставрационно–охранительное направление. Лозунг res publica restituta обусловливал бережное отношение к римской традиции к нравам предков. Сам Август не раз подчеркивает эту тенденцию как одну из главных основ своей внутренней политики: «я вернул свободу республике» или «новыми законами, принятыми по моей инициативе, я возвратил многие обычаи предков, уже забытые в наш век». Особенно старательно он подчеркивает это там, где желает продемонстрировать свою лояльность по отношению именно к республиканским традициям; так, например, он не забывает отметить, что «я не принял никакой магистратуры, данной мне против обычая предков», или говорит, что после прекращения междоусобной войны, заняв с общего согласия высшее положение, «я передал республику из моей власти в распоряжение сената и народа римского» или, наконец, заявляет: «после этого времени я превосходил всех авторитетом, власти же имел нисколько не больше, чем остальные, которые были мне коллегами по магистратуре».

Консервативно–охранительное направление внутренней политики Августа замечено давно, и еще Р. Ю. Виппер отмечал любовь политической и социальной реакции к «национальной старине», к культу предков и традиций, говоря, что «принцепс заявлял себя прежде всего спасителем общества от бурь междоусобных войн, восстановителем национальных традиций и первым гражданином».