В середине XII в. широкие круги русской церкви были охвачены так называемым спором о постах. Речь шла о запрещении употребления мяса, молока и другой «скоромной» пищи на рождество и крещение в случаях, когда эти праздники приходятся на постные дни — среду и пятницу. Духовными лицами было сломано немало копий, немало полетело и их голов. Однако эти споры интересовали и более широкие массы русского общества. Они проходили, как было отмечено еще в прошлом веке церковным историком В. Рудневым, «с применением более к мирянам, чем к монахам». Конечно, обсуждение постов велось не с точки зрения христианских догматов. Мизерность повода видна из того, что рождество и крещение падают на постные дни за 10 лет всего лишь 2–3 раза. Но церковные споры задевали горожан потому, что эти праздники приходились на языческие новогодние святки конца декабря — начала января, предполагавшие ритуальную мясную пищу. Соблюдение, а вернее несоблюдение постов — живая историческая действительность. Во Владимире «была тяжба про то великая перед благоверным князем Андреем и пред всеми людьми». Летопись сообщает, что в 1169 г. теми же владимирцами вместе с другими «воями», входившими в «полк» князя Андрея Боголюбского, за подобную «митрополичью неправду» был разгромлен Киев.
Общины городские и сельские контролировали церковную организацию буквально во всех звеньях. Мельчайшим таким звеном была улица — уличанский храм. Уличанская община группировалась вокруг общинной церкви. Такого рода церкви управлялись выборными от общины лицами. Другим звеном, более крупным, была сотенная церковь. В Смоленске, например, церковь Петра и Павла находилась в распоряжении «мира», городской сотенной организации. Характерна полоская «братьщина», которая собирается к «святее Богородици к Старей на Петров день…». Отсюда понятно, почему пребывание на братщине попа — дело обычное. Не случайно «Поучение новопоставленному священнику», которое было включено в русскую Кормчую, считает присутствие попа на братщинном пиру, ведущем свое происхождение с языческих времен, нормальным явлением. Это было естественным в XIV в., когда на пир собиралась территориальная соседская община сельчан или уличан, совпадающая с церковным приходом. Поп, часто участник жизненно важных отправлений городской общины, выступал в роли посла, члена судебной коллегии. Так, знаменитый договор 1229 г. с Ригой в качестве посла называет священника Еремея.
Социально-политическая роль церкви определялась не столько гибкостью христианской церкви, сколько языческим восприятием церковной организации. Элементы ее, преломляясь сквозь толщу языческих традиций, постепенно входили в традиционную картину мира древнерусского населения. Одним из существенных атрибутов мировоззрения восточных славян был комплекс представлений о городе. Город тех времен — это пространство, огороженное стеной или линией укреплений. Городским укреплениям в древних обществах придавалось большое сакраментальное (священное) значение. Освящение городской стены берет свое начало от ограды, которая окружала славянские языческие капища. После введения христианства такого рода представления перешли и на христианские святыни, строившиеся, как правило, на месте языческих культовых мест. Так, в Киеве Десятинную церковь построили на месте древнего культового сооружения. Считается, что и первая московская церковь построена на месте дохристианского жертвенника. При таком восприятии городской стены особое значение приобретали ворота, по существу — разрывы в той границе, которая окружала город. Ворота «городовых» стен не только символ их неприступности, но и носители важного сакраментального содержания. Они были священными местами, имевшими своих покровителей среди божеств. Вот почему на воротах часто возводились надвратные церкви. Святой, которому посвящалась церковь, был покровителем и охранителем ворот. Это явное продолжение языческих традиций, уходящих корнями в мир языческих богов.