— Проклятие снято, — сквозь все посторонние звуки донесся до меня подобный грому голос демона, — благодарю тебя, Березин.
Вот оно, оно, то самое. Только сейчас, лежа на пожухлой траве и истекая кровью в последние секунды своей жизни я, наконец, понял, для чего же я появился на свет, вот для чего — чтобы умереть сейчас, чтобы спасти Димку, своего отца, и не допустить, чтобы мой еще не родившийся брат остался сиротой.
Дима тряс меня за плечи.
— Ромка, ну, Ромочка, не умирай! Я прошу тебя…
Оксана всхлипывала рядом.
А я уходил. Навсегда.
Не страшно умирать молодым, если твой путь на этой земле закончен, если ты сделал то, для чего родился, если ты прожил эту жизнь не зря…
— Ромка! — я никогда не слышал в Димкином голосе такого отчаяния.
Последним титаническим усилием я улыбнулся:
— Не страшно… Я только не успел сказать… — я закашлялся и почувствовал во рту привкус крови. — Папа…
Я успел увидеть шок в его глазах, а затем мир качнулся и померк.
Я знал, куда уходил, было немного страшно, но я не испытывал никаких сожалений, потому что поступил так, как должен был.
Тысячи душ, целый год запертые на земле и смиренно ожидающие, когда же будет снято проклятие, понеслись вместе со мной.
Не страшно умирать молодым, если ты сделал то, для чего родился.
А я это сделал.
Эпилог
5 февраля (3 месяца спустя)
Дима сидел в кресле, задумчиво глядя в окно на порхающий с утра снег. Белые хлопья все летели и летели мимо, а Березин все не мог оторвать от них глаз.
— Я утром был на кладбище, — сказал он. — Сегодня ровно три месяца, не дата, но…
— Я помню, — Оксана, последние несколько минут настороженно следившая за напряженной позой мужа, встала с дивана и подошла к Диме, села на подлокотник его кресла и обняла. — Мне очень его не хватает.
— И мне, — Дима оторвался от вида падающего снега и посмотрел на Оксану. — Мне всегда будет его не хватать. У меня такое чувство, что он был со мной рядом не два месяца, а всю мою жизнь.
— Ему должно быть хорошо там. Он ведь уничтожил проклятие, вернул душам покой, его должны были хорошо там принять.
— Я надеюсь, — Дима снова уставился в окно. — Мне все покоя не дает мысль: ведь Ромка знал, что я его отец, почему же не сказал? Зачем молчал? Как он сказал свои последние слова: 'Я не успел'…
Оксана крепче его обняла:
— Он все равно успел.
— А мне ведь и в голову не приходило хотя бы спросить его фамилию…
— Хватит, — мудро сказала Оксана. — Он простил тебя, пора и тебе простить себя.
— Мой сын… а я даже и не подозревал о его существовании, я думал, Лена Марусева сделала аборт, не знал, что она решила рожать…
— Дим, не надо, а?
Дима вымученно улыбнулся:
— Ты, правда, думаешь, ему хорошо там?
Оксана отвернулась и смахнула тайком слезу.
— Я уверена. Ромка это заслужил…
…Я почувствовал, что мне здесь не место. Проклятие снято, и теперь ни один смертный не мог увидеть душу умершего. Но мне очень хотелось прийти. И в виде исключения мне разрешили.
Однако, просидев у них в квартире два часа, я понял, что не имею никакого права здесь находиться. Эти люди тосковали, тосковали обо мне, из-за моей смерти, а я не мог ни помочь им, ни успокоить.
Я бы многое отдал, чтобы сейчас стать видимым, чтобы, если не сказать, что со мной все в порядке, то хотя бы улыбнуться им.
Но я и так уже отдал все, что у меня было.
Я больше не принадлежал этому миру.
— Я так и знала, что ты еще здесь, — раздался голос рядом со мной: Жанна как всегда пришла без предупреждения.
— Я уже ухожу.
Она понимающе кивнула:
— Не хочется, да?
Я еще раз посмотрел на Димку с Оксаной, потом на Жанну и понял, что сейчас заплачу. А это не правильно, мертвые не плачут. Я всегда чувствовал себя никому не нужным. И меня не раз посещала мысль: а что будет, если я умру? Будет ли кто-нибудь горевать по мне? И, дремучий случай, как же теперь было больно видеть дорогих людей, оплакивающих меня. Лучше бы я по-прежнему оставался никому ненужным…
— Я хотела с тобой поделиться, — сказала Жанна и отвлекла меня от созерцания скорби по мне.
— Чем? — я сделал вид, что заинтересовался, хотя мои мысли все еще были прикованы к Диме и Оксане. Но по Жанне было видно, что она очень хотела моего внимания. Дело в Илье, как пить дать. В последнее время Жанна очень много думала о нем.
Она покраснела, с тех пор как я перестал быть живым, призраки больше не казались мне прозрачными.
— Мы поговорили.
— Ну наконец! — искренне обрадовался я. — И?
— Я сегодня попросила, чтобы мне разрешили пройти реинкарнацию. Мне разрешили.
Реинкарнацию? Неожиданно.
— Я так понимаю, Илья тоже?
Жанна кивнула:
— Да. Мы так больше не можем. Вечно любить друг друга и не иметь возможности быть вместе — это невыносимо.
— Так это же замечательно! — обрадовался я. — Вы реинкарнируетесь и будете вместе в новой жизни!
В ее ответной улыбке была грусть:
— Ром, это один шанс из миллиарда. Мы можем родиться в разных концах света, а можем и рядом, но никогда не встретиться. Памяти не остается. Но мы решили, что так все равно будет лучше, чем влачить вечность так.
— Я уверен, вы обязательно встретитесь, — твердо сказал я.