Дремучие двери. Том I

Мы — родные вам с давней поры,
Ближе брата, ближе сестры
Ленинграду — Алма-Ата.
Не случайно Балтийский флот,
Славный мужеством двух веков,
Делегации моряков
В Казахстан ежегодно шлёт.
И недаром своих сынов
С юных лет на выучку мы
Шлём к Неве, к основе основ,
Где, мужая, зреют умы.
Что же слышит Джамбул теперь?
К вам в стальную ломится дверь
Словно вечность проголодав,
Обезумевший от потерь
Многоглавый жадный удав…
Сдохнет он у ваших застав
Без зубов и без чешуи
Будет в корчах шипеть змея,
Будут снова петь соловьи,
Будет вольной наша семья!
Ленинградцы, дети мои!
Ленинградцы — гордость моя!
К Ленинграду со всех концов
Направляются поезда,
Провожают своих бойцов
Наши сёла и города.
Взор страны грозово-свинцов,
И готова уже узда
На зарвавшихся подлецов.
Из глубин Казахской земли
Реки нефти к вам потекли,
Чёрный уголь, красная медь
И свинец, что в срок и впопад
Песню смерти готов пропеть
Бандам, рвущимся в Ленинград…
/Джамбул, Алма-Ата, сентябрь, 1941 г./

«А Рузвельт верил в доллары. Не то, что больше ни во что, но он считал, что они настолько богаты, а мы настолько бедны и настолько будем ослаблены, что мы к ним придём.

«Тогда мы им и пропишем, а теперь надо помогать, чтоб их тянуть».

Тут-то они просчитались. Вот тут-то они не были марксистами, а мы ими были. Когда от них пол-Европы отошло, они очнулись. Вот тут Черчилль оказался, конечно, в очень глупом положении. С моей точки зрения, Черчилль наиболее умный из них как империалист. Он чувствовал, что если мы разгромим немцев, то и от Англии понемногу полетят перья. Он чувствовал. А Рузвельт всё-таки думал: они к нам придут поклониться. Бедная страна, промышленности нет, хлеба нет, — придут и будут кланяться. Некуда им деться.

А мы совсем иначе смотрели на это. Потому что в этом отношении весь народ был подготовлен и к жертвам, и к борьбе, и к беспощадным разоблачениям всяких внешних антуражей. Конечно, мы не верили в такой второй фронт, но должны были его добиваться. Мы втягивали их: не можешь, а обещал…

Черчилль сказал ещё в 1918 году, что Советскую власть надо удушить. А на банкетах наших небольших с Рузвельтом в Тегеране и Ялте: «Я встаю утром и молюсь, чтобы Сталин был жив, здоров. Только Сталин может спасти мир!» Уверенный в том, что именно Сталин играет ту исключительную роль, которую он в войне имеет. Слезы текли по щекам — то ли великий актёр был, то ли искренне говорил.

Заставили в одной упряжке бежать. Иначе нам было бы тяжело». /В. Молотов/

«Большим счастьем было для России, что в годы тяжелейших испытаний страну возглавил гений и непоколебимый полководец Сталин. Он был самой выдающейся личностью, импонирующей нашему жестокому и изменчивому времени того периода, в котором проходила вся его жизнь.

Сталин был человеком необычайной энергии и несгибаемой силы воли, резким, жестоким, беспощадным в беседе, которому даже я, воспитанный здесь, в Британском парламенте, не мог ничего противопоставить. Сталин прежде всего обладал большим чувством юмора и сарказма, и способностью точно воспринимать мысли. Статьи и речи писал только сам, и в произведениях его звучала исполинская сила. Эта сила была настолько велика в Сталине, что он казался неповторимым среди государственных деятелей всех времен и народов.

Сталин производил на нас величайшее впечатление. Когда он входил в зал на Ялтинской конференции, мы все вставали и, странное дело, держали руки по швам. Он обладал глубокой, лишённой всякой паники, логически осмысленной мудростью. Он был непобедимым мастером находить в трудные моменты пути выхода из самого безвыходного положения. Кроме того, Сталин в самые критические моменты, а также в моменты торжества был одинаково сдержан и никогда не поддавался иллюзиям. Он был необычайно сложной личностью. Он создал и подчинил себе огромную империю. Это был человек, который своего врага уничтожал своим же врагом. Сталин был величайшим, не имеющим себе равного в мире, диктатором, который принял Россию с сохой и оставил её с атомным оружием.

Что ж, история, народ таких людей не забывают». /У. Черчилль. Речь в палате общин 21 декабря 1959 г, в день 80-летия Сталина./

Свидетельствует А. Голованов: