Дремучие двери. Том I

«Среди лукавых, малодушных, шальных балованых детей, Злодеев и смешных и скучных, тупых, привязчивых судей, Среди кокеток богомольных, среди холопьев добровольных, Среди вседневных, модных сцен, учтивых, ласковых измен. Среди холодных приговоров, жестокосердой суеты, Среди досадной пустоты, расчётов, дум и разговоров, В сем омуте, где с вами я купаюсь, милые друзья». /А. Пушкин/ «Край родной долготерпенья», по словам Тютчева… Терпеть во имя Дела Божия, коллективного спасения, но не ради взаимного вампиризма. Общества хищных волков и огрызающихся завистливых волчат в овечьих шкурах. Умножать дурную похоть, свою или чужую, оградив её законами — не дело угодного Богу пастыря. Русская революция была судом не только над русской действительностью, но и над религиозной терпимостью ко злу. Над всеобщим молчанием — монархии, двора, чиновничества, дворянства, священства, гуманистической интеллигенции… Над молчанием, которым «предаётся Бог».

В результате революции была освобождена страшная злая разрушительная энергия, которую предстояло обуздать и направить на созидание. Иосифу предстояло укротить в своём народе зверя. Создать законы, при которых хищник должен отдать сам всё лишнее во избежание смертельной грызни.

По Закону Неба человек отдаёт нуждающемуся не только лишнее, но и последнее, но увы!.. Хотя были и такие, отвергающие царство земное, «сытый социализм» с регулярно наполняемой для всех кормушкой. «Мечта прекрасная, ещё неясная»… Светлое будущее. Неосознанная мечта о Новом Иерусалиме, о преображённой земле.

«И как один умрём в борьбе за это!.». Ну не о корыте же с похлёбкой здесь идёт речь.

— Устроиться на земле без Бога! — фыркнул АГ.

— Без бога хищников и фарисеев, которого они создали по своему «образу и подобию». Которого придумали, чтобы прикрыть свой грех. Не имеющего ничего общего с Богом Евангельским. Истинный Бог пришёл к советскому народу, когда злая разрушительная энергия стала созидательной, ибо «по плодам их узнаете их» и «не может худое дерево приносить добрый плод».

«Россия — хранительница Замысла Божия о богочеловечестве». В процессе земного пути победить в себе гордого отщепенца, разрушителя, животное и идти против течения, против всего «лежащего во зле» мира, преодолевая тьму, прежде всего собственную. Самоутверждаться не чтобы «Целое мне служило», а чтобы послужить Целому, далеко выходящему за рамки земного бытия.

«Дорога к солнцу от червя…» /Гумилёв/.

Дело соединения твари со своим Творцом начатое уже здесь, на земле. «Едино Небо и един пастырь?» Не «жить, чтобы жить», не «жить, чтобы выжить», не «жить, чтобы пожить, чтобы нажиться»… Они искали Истину. Узкого пути спасения среди ощетинившейся тьмы.

Разваливающаяся растерзанная Россия, растоптавшая прежних пастырей вместе с прежними идеалами. Разрозненное взбесившееся стадо, а вокруг — жаждущие пира кровавого волки внешние.

И сатанинские призывы ко всемирной антихристовой революции, в пасть которой готовились «заклятые соратники» низвергнуть Россию.

Ты взыскана судьбою до конца:
Безумием заквасил я сердца
И сделал осязаемым твой бред.
Ты — лучшая! Пощады лучшим — нет!
В едином горне за единый раз
Жгут пласт угля, чтоб выплавить алмаз.
И из тебя, сожженный Мой народ,
Я ныне новый выплавляю род!
/Максим. Волошин «Благословение»/

* * *

Денис — солнечный день…

Как ни забавно, но именно после этого официального шага с его стороны, ею, так оголтело поправшей формальности и условности в желании заполучить Дениса Градова, наконец-то овладеет блаженное чувство покоя. Всю эту неделю она будет мотаться по району, соберёт кучу материала и засядет за машинку — подарок Дениса, которую она быстро освоила, хоть и двумя пальцами. Съёмки у них в городке будут закончены, останется лишь натура — зимняя деревня. Денис захочет снять обязательно экзотику — глухую заснеженную деревушку посреди леса, и отправится с оператором Лёнечкой на выбор натуры. С ними увяжется Жора Пушко — сделать цветные фото для иллюстрированных журналов — где клюнет. Помимо всего, это будет просто приятная воскресная вылазка на лыжах.

Был морозный солнечный день. К вечеру ещё больше захолодает, поднимется сильный ветер и метель. Яна совсем окоченеет, пока доберётся до редакции, чтобы позвонить Денису. Будет около десяти.

Яна стоит в «предбаннике», прижимая у уху чёрную ледяную трубку /В воскресенье в редакции топили лишь чтобы не замёрзли батареи/. Трубка пахнет Людочкиной «Пиковой дамой».

Тот их разговор. Сколько раз она будет потом снова и снова проигрывать его в памяти, выискивая зловещий тайный смысл! Набирает ещё раз. Долгие гудки, никого. Что случилось — он должен быть уже дома… Она собирается вешать трубку.

— Да.

Короткое, отрывистое. Обычно Денисове «Да» протяжно-недовольное, будто спросонья.

— Привет. Ты что, спал? Звоню, звоню…