Драная юбка

Сирены и угрозы, разыскивающие ее полицейские, Дирк Уоллес, мечтающий разбить мне лицо, – все это казалось нереальным. Черные улицы и черное небо наклонялись и уходили в разные стороны, весь мир казался пьяным, и таким он мне очень нравился.

Мы бродили по садикам и лужайкам, перелезали через живые ограды и бегали по домам, но ни разу не попались и никого не побеспокоили.

Она сказала, что знает парня с тысячей пластинок. Его дом – вечная вечеринка, и он всегда позволял Джастине ди-джеить. Она призналась, что под улицами Чайнатауна проходят секретные тоннели, которые ведут в опиумный притон, где дама в кимоно подает входящим набитую семенами трубку.

Но мы не пошли в притон.

Мы пошли к Озеру Брошенных Сирот.

Мы сели на скамейку. Луна высветила черный сырой круг и кувшинки – ну, я думаю, что эти белые цветы в воде, в плотных зеленых листьях, были кувшинками. Еще там был звонкий и напористый водопад, говорливее, чем вода у моей матери, он падал с черного камня так быстро, что вода белела от пены.

Во мгле озеро и цветы казались мягкими и размытыми, они напомнили мне, как колышется, извивается и почти исчезает окружающий мир, когда плачешь.

А что это за место? спросила я Джастину. Оно английское?

Оно японское, ответила она, как всегда уверенно.

Она подалась вперед, поставила локти на колени, положила подбородок на ладошку. Я люблю сюда приходить, сказала она, потому что здесь я потеряла отца.

Тогда же она рассказала свою историю. Не то чтобы это было ваше дело, но лучше вам знать эту версию, а не идиотский полицейский отчет.

Джастине был всего год, ее отец-поэт принес ее, закутанную в пеленки, на озеро, потому что хотел написать стихотворение. Он отвернулся всего лишь на секунду. Всего лишь на секунду он посадил ее и отошел к машине за новой ручкой. В тот самый момент ее и украли. Сара, сказала она, меня похитили преступники. Ужасная, больная, злобная и развратная пара.

Они держали девочку в темноте, в подвале, и когда Офицеры Общественной Помощи нашли ее, Джастина научилась петь.

Они сказали, что я была немой, но это неправда. Просто я не выучила их слов. Меня определяли в разные суррогатные семьи, но я не забыла…

Она наклонилась сильнее, пристально глядя в воду.

Да где же этот лебедь? спросила она и прикусила губу.

Она поднялась, пошла к озеру, а потом, как в Синем Доме, внезапно дернулась и вернулась ко мне.

Куда ты идешь? спросила она требовательно. Не знаю. Домой, наверное.

Нет, я имею в виду – по жизни. Потому что я собираюсь на Крит, искать отца. Тут его никто не знает, но в Европе он очень известен. Хочешь со мной? Мы доберемся до Англии автостопом, а потом махнем на Крит.

Она говорила, и ее план не казался таким уж нереальным. Автостопом до Англии, а потом махнем на Крит.

Все знакомые – Айви, Китаянка, даже Дин – они уже выбрались из Виктории, и теперь наконец-то с ней смогу распрощаться и я. Почему бы нет? Я ничего не знала о Европе, но подумала, что европейцы участвовали в стольких войнах, что им вполне может понадобиться еще одна медсестра.

Смотри, сказала она, видишь лебедя? Вот именно там меня и украли.

Я увидела длинный изгиб шеи и взмах белых крыльев. Лебедь улетел в камыши; в моем сердце поселилась незнакомая печаль.

А как мы выберемся? спросила я.

Я знаю старика Барнетта. Он довезет нас до переправы, если я притащу ему уцененного товара. Я всегда могу его раздобыть в «Королевском».

Я заметила, что она дрожит. Никогда еще я не видела такой крупной дрожи. Черное платье соскользнуло с ее плеч, на них блестели капли.

Держи. Я протянула ей Китаянкино пальто. Она погладила мех и вернула мне: Я привыкла мерзнуть. Мне всегда холодно.

Эти люди постоянно меня спрашивают, не замечала ли я в ней буйства, но я правда не замечала. Джастина выглядела такой замерзшей, и, когда она прижимала к себе мех, ее тонкая шея трогательно торчала из него, будто лебединая.

На выходе я заметила утрамбованный в траву знак «Озеро Фонтан». Ну и что? Ну, она придумала название. Какая разница? Ее название мне нравилось больше, чем то, которое на знаке.

Я думала: Ну действительно, какая разница? Слово «брошенный» гораздо красивее слова «фонтан». Ее слово круче того, что решил продемонстрировать мир.

Но если бы я сказала полицейским, где мы были, они бы ответили, что Озера Брошенных Сирот не существует ни на одной карте, девушка.

Я должна была бы сказать полицейским: в траве я видела нож. Он, наверное, выпал, когда я отдавала Джастине Китаянкино пальто.

Нож лежал в траве, как серебряный кинжал, и я должна сказать полицейским так: я видела, как она подобрала нож из травы.

Я подумала: пусть он будет ее наследством, подарком, наградой для тех, кто никогда не попросит оружия.

Мы пересекли границу Запретной Зоны.

Я помню только, она сказала, что ее разыскивает полиция за пожар, устроенный в доме суррогатной семьи. Джастина разрезала цепочку на шее ножом, и грязная зубная щетка, которую она раньше посасывала как леденец, упала на землю. Она сказала, что раньше уже видела этот нож. Какая-то девочка по имени Таитянка демонстрировала его в туалете «Гонь-Дун».