Вперед выехал вожак и, указав сначала на заходящее солнце, потом – на замок, что-то сказал, я не разобрала, что именно. Тогда четверо наших мужчин, быстро спешившись, бросились к повозке. Наверное, мне следовало бы испугаться, ведь Джонатан подвергался такой опасности, но азарт схватки, видимо, подействовал и на меня, так как я испытывала не страх, а лишь неистовое, непреодолимое желание что-то сделать.
Цыганский вожак отдал какое-то приказание, которое его люди с необычайным усердием бросились, толкая друг друга, исполнять, – мгновенно окружили арбу. Я видела, что Джонатан с одной стороны, а Квинси – с другой пытаются прорваться сквозь живое кольцо; они явно стремились закончить дело до захода солнца. Казалось, ничто не могло остановить их – ни наведенные на них пистолеты, ни сверкающие ножи, ни вой волков позади, как будто рассчитанный на то, чтобы отвлечь их внимание. Стремительность и безоглядная решимость Джонатана, похоже, вызвали благоговейный страх у цыган, они невольно пропустили его.
Он тут же вскочил на арбу и с невероятной, неведомо откуда взявшейся силой поднял огромный ящик и швырнул его на землю. Тем временем мистеру Моррису пришлось силой пробиваться сквозь кольцо цыган. Я, затаив дыхание, следила за Джонатаном, не упуская из виду и мистера Морриса, который отчаянно рвался вперед, пока кто-то из цыган не нанес ему ножевой удар. Продолжая ловко отбиваться своим длинным охотничьим ножом – мне даже показалось, что он вышел из схватки целым и невредимым, – мистер Моррис приблизился к Джонатану, который уже соскочил с арбы, и тут только я увидела, что он прижимает левую руку к боку и кровь струится у него между пальцев. Однако, несмотря на рану, он бросился на помощь Джонатану. Тот отчаянно пытался своим гуркхским кинжалом приподнять крышку ящика с одной стороны, а мистер Моррис охотничьим ножом делал то же самое с другой. Наконец гвозди со скрипом поддались, и крышка была сорвана…
К этому моменту цыгане под прицелом винчестеров лорда Годалминга и доктора Сьюворда прекратили сопротивление. Солнце уже почти касалось горных вершин, тени людей четко вырисовывались на снегу. Я увидела полуприсыпанного землей графа, лежавшего в треснувшем при падении с арбы ящике. На его восковом, мертвенно-бледном лице выделялись зловеще красные глаза, в которых тлело хорошо мне знакомое выражение ненависти; они были прикованы к заходящему солнцу, в них уже сверкнуло торжество…
Но в тот же миг кинжал Джонатана настиг его. Я вскрикнула – кривое лезвие рассекло вампиру горло, и почти одновременно охотничий нож мистера Морриса пронзил ему сердце.
На наших глазах произошло чудо: в одно мгновение тело графа превратилось в прах. Но перед этим на его лице появилось выражение несказанного покоя – в течение всей своей последующей жизни я буду радоваться этому, ибо и представить себе не могла такое благостное выражение на этом страшном лице.
Замок Дракулы четко вырисовывался на фоне багряного неба, и в последних солнечных лучах был ясно виден каждый камень полуразрушенных зубчатых стен.
Цыгане, посчитавшие нас виновниками необычного исчезновения покойника, не говоря ни слова, развернулись и уехали, явно опасаясь за собственную жизнь. У кого не было лошадей, вскочили на арбу и крикнули всадникам, чтобы те их подождали. Волки, уже ретировавшиеся на порядочное расстояние, последовали за ними. Мы остались одни…
Мистер Моррис прилег на землю, опираясь на левый локоть и все так же держась за бок; кровь струилась у него сквозь пальцы. К нему бросились оба медика и я, более не удерживаемая священным кругом. Джонатан встал на колени подле раненого, тот положил ему голову на плечо и со вздохом взял меня за руку. Видимо заметив на моем лице тревогу, он улыбнулся мне и прошептал:
– Я более чем счастлив оттого, что смог помочь вам! О господи! – вдруг вскрикнул он, стараясь приподняться и указывая на меня. – Ради этого стоило умереть! Взгляните! Взгляните!
Солнце теперь находилось как раз на вершине горы, и его красноватый отблеск падал мне на лицо. Охваченные единым чувством, мужчины опустились на колени, и проникновенное «Амен» вырвалось у них.
– Слава богу, все было не напрасно! – воскликнул умирающий. – Посмотрите! Ее лоб чище снега! Проклятие снято!
И, к великому нашему горю, этот благородный человек тихо скончался с улыбкой на устах…
Эпилог
Семь лет минуло после тех тяжких испытаний, и я думаю, мы выстрадали свое счастье. Наш сын родился в день смерти Квинси Морриса. Мина видит в этом глубокий смысл, считая его духовным наследником нашего храброго друга. Его полное имя включает в себя имена всех наших друзей, но мы называем его Квинси.
Этим летом мы вновь побывали в Трансильвании и проехали по тем местам, которые по-прежнему вызывают в нас живые и ужасные воспоминания. Теперь очень трудно поверить в реальность того, что мы некогда видели своими глазами и слышали своими ушами. Не сохранилось никаких следов происшедшего. Лишь замок, как и прежде, возвышается над пустынной местностью.