Драконы осенних сумерек

— Тихо!.. — шепнул Танис, предупреждающе прижимая палец к губам и кивая на спящую девушку. Речной Ветер заморгал спросонья, но заметил мрачное выражение лица полуэльфа, и остатки сна тотчас слетели с него. Он бесшумно поднялся и, оглядываясь, пошел за Танисом.

— Что происходит? — шепнул он. — Мы — на Равнинах Абанасинии, и до гор Восточной Стены еще почти день пути. Моя деревня к востоку отсюда…

Танис молча вытянул руку к востоку, и Речной Ветер умолк, а потом хрипло, отчаянно вскрикнул, заметив дым. Золотая Луна тотчас проснулась. Приподнявшись на локте, она нашла глазами Речного Ветра, и сонное недоумение в ее взгляде сменилось растущей тревогой. Оглянувшись, она наконец увидела, что же так ужаснуло его.

— Нет, — прошептала Золотая Луна. И закричала: — Нет!.. — Вскочила и торопливо принялась собирать рассыпавшиеся вещи.

Ее крик разбудил всех остальных.

— Что?.. — так и подскочил Карамон.

— Деревня, — негромко пояснил Танис, указывая рукой. — Их деревня горит. Кажется, эти армии движутся быстрее, чем мы предполагали…

— Не в том дело, — сказал Рейстлин. — Помнишь, что говорили жрецы-дракониды? Они, дескать, проследили путь жезла до деревушки на Равнинах…

— Мой народ… — пробормотала Золотая Луна. Силы внезапно оставили ее, и она обмякла в объятиях Речного Ветра, неотрывно глядя на дым. — Мой отец…

— Ну что ж, надо идти. — Карамон беспокойно озирался по сторонам. — А то отсвечиваем тут, точно самоцвет в пупке танцовщицы…

— Да, — сказал Танис. — Надо убираться отсюда. Но куда? — спросил он Речного Ветра.

— В земли кве-шу, — голос Золотой Луны никаких возражений не допускал. — Нам все равно в ту сторону. Горы Восточной Стены начинаются как раз за моей деревней…

И она зашагала вперед, раздвигая высокие травы. Танис оглянулся на Речного Ветра.

— Марулица! — окликнул тот принцессу. Догнав Золотую Луну, он поймал ее за руку. — Никх пат-такх мерила?! — проговорил он сурово.

Она посмотрела на него снизу вверх, и в утреннем свете ее глаза были подобны синему льду.

— Нет, — проговорила она решительно. — Я иду в мою деревню. Это мы с тобой виноваты, если там что-то случилось. И пускай нас там ждут хоть тысячи этих чудовищ. Я умру вместе с моим народом… так, как мне надлежало…

Ее голос сорвался. У Таниса, смотревшего на нее, сердце защемило от жалости.

Речной Ветер обнял Золотую Луну, и они вместе пошли навстречу восходившему солнцу.

Карамон прокашлялся.

— Надеюсь, их там все-таки не тысячи, — буркнул он, вскидывая на плечо оба дорожных мешка — брата и свой. — Погодите-ка! — воскликнул он изумленно. — Да они полнехоньки!.. — Заглянул в мешок и радостно объявил: — Еда! На несколько дней! И… эге, мой меч снова в ножнах!

— Хоть об этом волноваться не надо будет, — мрачно подытожил Танис. — Ты в порядке, Стурм?

— Да, — ответил рыцарь. — Этот сон пошел мне на пользу.

— Значит, вперед! Флинт, где Тас? — Обернувшись, Танис едва не налетел на кендера, стоявшего как раз у него за спиной.

— Бедненькая Золотая Луна, — тихо сказал Тас.

Танис похлопал его по плечу:

— Может, еще не все так плохо, как мы тут вообразили… — И полуэльф двинулся следом за варварами сквозь волнующиеся травы. — Может, воины отогнали их прочь и то, что мы видим, — дымы победных костров?..

Тассельхоф вздохнул и поднял на Таниса большие карие глаза.

— Ох и скверный из тебя лгунишка, Танис, — сказал кендер. Он уже предчувствовал, что это будет долгий, долгий денек.

* * *

Сумерки… Бледное солнце спускалось за горизонт. Отгорел золотой закат, сменившись бесприютной ночной темнотой. Сбившись в тесную кучку, спутники жались к огню… но на всем Кринне не нашлось бы костра, способного отогреть их заледеневшие души. Никому не хотелось разговаривать; все молчали, уставившись в огонь, пытаясь понять то, что им довелось нынче увидеть… пытаясь осмыслить бессмысленное.

Танис в своей жизни повидал немало ужасного… Но разгромленная деревня кве-шу вечно будет стоять перед его мысленным взором как символ насилия и горя, причиняемого войной.

Когда он начинал вспоминать, ему всякий раз представали лишь разрозненные картины; охватить целое разум отказывался. Особенно же ярко ему почему-то запомнились оплавленные камни. Они так и стояли у него перед глазами. А сновидения добавляли обугленные тела, застывшие между дымящимися камнями…

Каменные стены, величавые храмы, просторные дома и мощеные дворы перед ними — все это оплыло, точно масло в жаркий летний денек. Камни еще курились, хотя с момента нападения прошло, по-видимому, уже более суток. Как если бы все поселение разом объяло добела раскаленное, испепеляющее пламя… Но кто видел на Кринне огонь, способный расплавить скалу?..

Еще ему помнился какой-то скрип. Услышав этот звук и удивившись ему, Танис с упорством маньяка принялся выяснять, откуда же он идет… единственный звук, раздававшийся в безмолвных руинах мертвого поселения. Танис бежал и бежал на этот скрип, а потом увидел, откуда он доносился. И кричал, призывая остальных, пока они не собрались к нему. И не встали рядом, глядя на остатки расплавленной площади.