Драконица

Себастьян открыл дверь в темный ресторан и придержал для нее, пока она входила. Когда она прошла мимо него, он позволил взгляду спуститься вниз по ее спине. Он затвердел еще сильнее. Чего только он не отдал бы за возможность обнять ее, теплую и обнаженную, чтобы пробежать руками по ее роскошным изгибам, попробовать ее шею на вкус, прижать ее к себе, медленно погружаясь глубоко в ее тело, пока она будет извиваться под его прикосновениями.

Себастьян заставил себя отвести взгляд от Чэннон, чтобы заговорить с администратором ресторана. Он мысленно приказал незнакомой женщине усадить их в отдаленном уголке. Он хотел уединения с Чэннон.

Как бы он хотел встретить ее раньше. Он провел почти неделю в этом проклятом городе, ожидая возможности вернуться домой, где он если и не чувствовал теплоты, но, по крайней мере, ему было все знакомо. В этом городе он проводил свои ночи в одиночестве, бесконечно слоняясь по улицам, желая попасть в свое время.

На рассвете он должен будет уйти. Но до тех пор он намеревался провести с Чэннон столько времени, сколько сможет, позволяя ее присутствию скрасить одиночество внутри него, ослабить боль в сердце, сжигающую его большую часть жизни.

Чэннон следовала за администратором, ведущей их по ресторану, но все это время она чувствовала позади себя присутствие Себастьяна — его горячий хищный взгляд на ее коже, и то, что он, как будто, хотел проглотить ее целиком. Что было еще невероятнее, она сама хотела вобрать его в себя. Ни один мужчина еще не заставлял ее чувствовать себя настолько женщиной и не вызывал желания часами изучать его тело руками и губами.

— Ты опять нервничаешь. — Заметил он, когда их усадили в темном уголке в задней части бара. Она оторвалась от меню, чтобы поймать взгляд этих зеленовато-золотых глаз, напоминающих ей о каком-то диком звере.

— Ты невероятно проницателен.

Он склонил к ней голову.

— Меня обвиняли и в худшем.

— Уверена в этом, — поддразнила она в ответ. Действительно, он производил впечатление преступника. Опасный, темный, соблазнительный.

— Ты действительно вор?

— Смотря, какое значение ты вкладываешь в это слово.

Она засмеялась, хотя не была уверена, шутит он или говорит всерьез.

— Итак, скажи мне, — сказал он, когда официантка принесла напитки, — чем ты занимаешься, Шэннон через «ч»?

Она поблагодарила официантку за свою «Коку», затем посмотрела на Себастьяна, чтобы увидеть, как он отреагирует на ее профессию. Большинство мужчин несколько пугались ее занятия, хотя она не могла понять почему.

— Я профессор истории в университете Вирджинии.

— Впечатляет, — сказал он с искренним интересом. — На каких временах и культурах ты специализируешься?

Ее удивило, что он знал кое-что о ее работе.

— В основном пренорманская Британия.

— А. «Hwaet we Gar-Dena in gear-dagum peod-cyninga prym gefrunon, hu da aephelingas ellen fremedon».

Его староанглийский ошеломил Чэннон. Он говорил так, как будто этот язык был ему родным. Представить только, настолько красивый мужчина, разбирающийся в предмете, столь дорогом ее сердцу.

Она ответила ему переводом.

— Итак. «Истинно! Исстари слово мы слышим о доблести данов, о конунгах датских, чья слава в битвах была добыта!»

Он склонился к ней.

— Ты хорошо знаешь «Беовульфа».

— Я углубленно изучала староанглийский, что весьма полезно, учитывая мою работу. Однако ты не похож на историка.

— А я и не историк. Я скорее что-то вроде реконструктора.

Это вполне объясняло его внешний вид. Теперь его присутствие в музее и по-рыцарски властные манеры приобрели смысл.

— Это исследования средневековья привели тебя сегодня в музей? — спросил он.

Она кивнула.

— Я изучаю гобелен уже много лет. Я бы хотела быть тем человеком, который, наконец, приоткроет над ним завесу тайны.

— Что бы ты хотела узнать?

— Кто создал его и зачем? Как появилась эта история? Поэтому, я хотела бы знать, как музей заполучил его. У них нет никаких записей ни о нем, ни о человеке, у которого они приобрели его.

Его автоматические ответы удивили ее.

— Они купили его в 1926 году за пятьдесят тысяч долларов у коллекционера, пожелавшего остаться неизвестным. Что до остального — гобелен был создан в 17 веке в Британии женщиной, которую звали Антифона. Это история о ее дедушке и его брате и их извечной борьбе между добром и злом.

У него был настолько искренний взгляд, что она была почти готова поверить ему. Странно, но его слова имели смысл, учитывая то, что гобелен не был закончен. Но с этим она была осторожна.

— Антифона, да?

Он покачал головой.

— Ты просто не веришь ни одному моему слову, не так ли?

— Почему же, добрый господин, — с озорством сказала она с притворным английским акцентом. — Не то чтобы я тебе не верю, но как историк, я должна полагаться на факты. У тебя есть какие-нибудь доказательства сделки или существования этой Антифоны.

— Есть, но я сомневаюсь, что ты хорошо отнесешься к тому, что я их тебе предоставлю.

— Почему это?

— Они до смерти испугают тебя.