Драконьер

Спаси-защити, Предвечный! Гвор едва удержался от восклицания вслух. Вот почему я герольда-то не опознал. Гамбизон у него такой застиранный, что зеленый цвет стал салатовым, а красный - бледно-розовым! У стражи те же цвета, кольчужные безрукавки местами покрыты ржавым налетом, оружие местное, самокованое, никаких богросских клинков, никаких трофейных, тех же лахоских алебард, а ведь каких-то полтора года назад маркграф Бассет взял на Севере неплохую добычу. Гм... Есть над чем подумать.

С поклоном подбежал низенький толстячок, ливрейный слуга:

- Мой господин, спрашивает тебя, о благороднорожденный, окажешь ли ты ему честь поприветствовать его или предпочтешь сначала отдохнуть с дороги?

Гвор спешился, закинул поводья, кивнул армигеру - проследи, и только потом ответил:

- Хороший воин приветствует союзника, не дожидаясь рассвета. (Во загнул! Это из старого Кодекса, пусть знают с кем дело имеют...) Веди меня, честный прислужник.

Лестницы, длинные коридоры, едва освещенные коптящими факелами, полутемные залы... Далековато забрался маркграф. Гвор шагал неутомимо, а вот толстячок запыхался, дышал громко, со свистом. Наконец подошли к высоченной двухстворчатой двери с медным узорочьем. Оковка изъедена зеленью, старое тутовое дерево потемнело от времени. По бокам застыли даже глазом не моргнут - глыбообразные стражники. Ну, хоть у этих с оружием и доспехами порядок.

Хрипло дыша, ливрейный почтительно осведомился:

- Как прикажете доложить о себе, благороднорожденный?

- Хм... Твой хозяин помнит меня как черного кондотьера Гвора из Керкелеса. Так и доложи, только не зови больше благороднорожденным, хорошо?

Толстячок изменился в лице. Интересно, каких баек о "черных" ландскнехтах он уже успел наслушаться? Однако в голосе его страха почти не было:

- Понял, господин.

И споро юркнул за дверь. С минуту ничего не было слышно, потом досадливое восклицание и усталый голос: "Зови, чего уж теперь!"

- Кондотьер "черных" ландскнехтов, Гвор из Керкелеса!

Дверь распахнулась, и все тот же толстячок сделал приглашающий жест.

Маркграф Бассет сильно сдал с тех пор, как Гвор видел его в последний раз. Лицо князя марки избороздили морщины, волосы еще больше серебрились. Когда он встал, приветствуя гостя, стало заметно, что и тело уже с трудом повинуется хозяину.

Гвор, прекрасно сознавая разницу в ранге и возрасте, поклонился первым.

- Приветствую тебя, прекраснозримый и победнославный маркграф! Прими два моих поклона - как повелитель западной марки Алвара и как верный соратник!

Да-а-а... Трапеза маркграфа могла бы показаться насмешкой, если бы он не сидел с Гвором за одним столом и не ел то же самое. Конечно, луженый желудок кондотьера перемалывал, бывало, и не такое, в походах не до разносолов, но... Чтобы князь марки довольствовался жестким мясом дикого муфлона! А где же нежнейшее мясо молодой телочки из тучнейших стад? А это разве хлеб? Наполовину из ржаного семени! Слов нет, Гвору сойдет и такой, но, насколько он знал, аристократским зубкам не по нраву ничто кроме свежайшего пшеничного каравая. Да за один такой хлеб маркграф давно должен был повесить своего повара!

От глаз кондотьера не укрылось и то, с какой осторожностью катили слуги бочонок темного рислинга с Островов. Такое винцо в замке хранилось, похоже, только для гостей.

После положенных по этикету здравиц и тостов, маркграф немного расслабился: черты лица будто разгладились, на минуту с плеч спал груз забот. Бассет и Гвор уговорили еще кувшин, языки развязались, маркграфа понесло на воспоминания. Гвор поддакивал, в нужных местах восторгался или ужасался, кивал. На третьем кувшине, Бассет услал застольного прислужника, подливал гостю и себе сам.

- Видишь сам, славный кондотьер, в каком положении моя марка.

Так. Гвор напрягся, мгновенно трезвея. Похоже, добрались до сути.

- Ты благороден душой, смелый Гвор, хоть и не рожден благородным. Любой из моих соседей, доведись им оказаться сегодня за этим столом, возмутился бы на мое нищее застолье. Не знаю, как маркграф Ливен, он мудр не по годам, но этот молодой волчонок, Сажерга, точно начал бы бросаться перчатками, вызывая меня на поединок. Всерьез решил бы, небось, что я вознамерился оскорбить его пищей простолюдинов.

- По происхождению я не достоин сидеть за одним столом с тобой, князь. И если бы ты решил указать мне на мое место - ты бы не преломил со мной хлеб, а просто наказал слуге: покорми, любезный, заезжего кондотьера. Значит причина в другом.

Маркграф ожидал продолжения, но Гвор молчал.

- Спасибо, что не требуешь с меня объяснений. Это тоже благородно. Слушай же. Моя марка под властью дракона.

Гвор кивнул. Воин воину врать не будет. И пусть последнего дракона убил в Сумеречье Марлетт-островитянин двенадцать лет назад, это не значит, что чешуйчатых тварей больше не осталось.