Я бы сильно не обольщалась, но Хавьер пожал зятю руку и шагнул во двор. А там и в дом, где на кушетке в гостиной лежала молодая и симпатичная женщина.
Внешне – копия эссы Магали. Только моложе лет на двадцать. А так – те же волосы, глаза, даже истеричные складки у рта те же.
– ТЫ!!!
И чего было так визжать? Если б не капюшон, мне бы этот визг пробил голову насквозь и умчался в пространство. А девица вскочила с кушетки.
– Отец! КАК ТЫ МОГ?!
Истерика атаковала. Вот просто – атаковала. Билась в комнате, накатывала волнами, накрывала, словно цунами.
На эса Хавьера лавиной сыпались обвинения.
Смысл был в том, что мать его любила, обожала, всю жизнь ему отдала – два раза. А он!!!
Неблагодарный!
Непонимающий!
Человек, который не оценил самого важного, что было у него в жизни, – чистой и искренней любви, и теперь всю жизнь об этом сожалеть будет. И после смерти тоже. Сожалеть…
Виола дозвалась меня с легкостью. И я тут же вступила в бой. Благо оглядеться успела.
Подхватила со столика флакон с нюхательными солями и ловко сунула в нос Натали. Та подавилась отвратительным запахом и закашлялась. А я еще и подножку ей подставила, так, чтобы девица с размаху приземлилась попой на кушетку.
Та скрипнула.
Натали ахнула от боли в отбитой попе. А вот так тебя! Будешь тут рот открывать!
Хавьер посмотрел на меня с удивлением, и я тут же воспользовалась шансом.
Но рычи не рычи, а Натали уже оттолкнула мою руку и опять перешла в наступление!
– Отец, нам надо серьезно поговорить.
– Говори, – разрешил эс Хавьер. – Или у тебя есть секреты от мужа?
Секретов не было. Или дама не рискнула в этом признаться.
– Отец, я понимаю, что ты никогда не любил нас с матерью!
Ну вот, началось.
– Она была всего лишь средством для получения титула, она не оправдала твоих надежд, и я тоже. И я всю жизнь мучилась своей виной, равно как и мать. Именно это наверняка и свело ее в могилу…
Конечно-конечно.
Все остальное – гнусные инсинуации. И убила она себя сама потому, что это хорошо и нормально. Вот не люблю психиатров, но иногда ей-ей поверишь, что у нас нет здоровых. Есть недообследованные! Которые кажутся нормальными, а потом как схватятся за ножик да как пойдут резать…
А вот это передавать было не обязательно. Но – сама виновата, думаю не пойми о чем! А тут уже целый концерт разворачивается.
– Отец, я хочу, чтобы ты сходил с нами в храм.
– Зачем?
– И принес клятву, что больше не женишься.
Да что их, заклинило, что ли?
Крик возымел действие. Хавьер, услышав вопрос Сварта, прищурился на дочку.
– А почему тебя это волнует, Натали? Женюсь я или нет, какая разница. Мне не девяносто лет, я могу еще найти себе симпатичную вдовушку.
– Которая родит тебе сына, да, папочка?
– Почему бы и нет?
– Потому что Гальего должно перейти к моим детям! И титул тоже! – сорвалась Натали. Симпатичной она быть окончательно перестала и теперь походила на большую крысу.
– Хм-м-м… Натали, а ты не рано начала делить наследство? У тебя пока только дочка. Кстати, где она?
– У свекров, разумеется.
И тон сказал мне все лучше любых признаний. Осталось только передать это Виоле.
– Что, если она не мальчик, она тебе не нужна? – Эс Хавьер говорил так, что мне даже страшно стало. И, судя по лицу дочери, он попал в цель.
– Отец!!! Что ты такое говоришь! Конечно, нужна! Но наследовать Гальего будет мальчик, которого я рожу! Следующим, обязательно!
– А если опять получится девочка?
– Мальчик, я уверена!
Муж закатил глаза к небу. Я подумала, что может вообще ничего не получиться. Такое тоже естественно, когда очень стараются, природа деток не дает. Вот как запирает что-то – и все тут.
А еще эта особа может так мужика достать, что он просто пойдет делать детей налево. Лишь бы в нем мужчину видели, а не… автомат для выдачи результата. Положительного.
– Вот когда получится, тогда он и станет наследником. А до той поры – извини, Натали. Я не собираюсь идти в храм с тобой и не собираюсь давать слово, которое не сдержу. Вот еще не хватало – стать клятвопреступником перед богами.
– Ты… у тебя уже кто-то есть?
– Она у меня есть. И я у нее есть. А остальное тебя не касается.
– Ты! – И сколько же драмы было в этом слове. – Ты… всю жизнь ты изменял матери! Ты разбил ей сердце!
И наплевал в печень. Ага. А еще – попинал почки.
Сварт, скотина чешуйчатая! Виола, зачем это было передавать?!
Потому что эс Хавьер, не подумав, на автомате, высказал мои мысли вслух.