Дракон, играющий в прятки

В далёкой вышине,
В нелёгкой тишине
Висит луна.
Она совсем стара,
Ей отдохнуть пора,
До самого утра
Грустит она.
О, как она грустит,
О, как она скорбит,
Зовёт, стенает!
Но ей ответа нет,
Она мильоны лет
Ни радостей, ни бед
Не знает.
Она совсем одна,
Бездомна и больна,
Как птица.
Печальна тишина,
И в вышине она,
Несчастная луна.
Томится.

Песня была странная, а ещё страннее — тягучий, жалобный напев. Могло показаться, что Мудрая Женщина хочет напугать принцессу, да так оно и было — когда люди нарочно ведут себя плохо, приходится их пугать, хотя им это не нравится. Розамунда рассердилась, вырвала руку и крикнула:

— Карга, вот ты кто! Терпеть тебя не могу! — Крикнув, она остановилась, ожидая, что и женщина остановится, чтобы сдвинуть её с места, а она упрётся насмерть. Но женщина даже не оглянулась, она шла вперёд всё тем же размеренным шагом. Упрямая принцесса представить не могла, что кто-то готов потерять такое сокровище, как она, — но женщина спокойно шла, пока не исчезла в лунном полумраке. Туг Розамунда поняла, что она одна, наедине с луной, которая смотрит на неё с высот своего одиночества. Она страшно испугалась и побежала, громко голося, а в такт её шагам звучала всё та же песня:

О, как она грустит,
О, как она скорбит,
Зовёт, стенает!

Или того хуже:

Печальна тишина,
И в вышине она,
Несчастная луна,
Томится.

Принцесса вопила всё громче, горюя ещё и о том, что не знает, как зовут ужасную женщину, и не может её окликнуть.

Но женщина и так всё слышала, мало того — она остановилась, чтобы её подождать. Принцесса бежала, не разбирая дороги, упала раза два, поднялась и понеслась дальше, пока не уткнулась с разбегу прямо в свою похитительницу. Страх её мгновенно сменился яростью, такая уж она была — одна обида кончится, начнётся другая! Женщина отодвинула её и пошла дальше, а принцесса бежала за ней, кричала, вопила, пока вся злость не выкипела. Тогда она замедлила шаг и молча заплакала.

Через минуту-другую женщина остановилась, взяла принцессу на руки и укутала плащом. Та мгновенно уснула, да так мирно, так тихо, словно лежала в своей постельке. Она спала, когда луна исчезла; спала, когда выглянуло солнце; спала, когда оно поднялось по небу; спала, когда оно спустилось и ему на смену вышла старая бедная луна. Женщина всё это время шла, не останавливаясь, и дошла до места, где навстречу им из лунного света выступили пышные ели.

Тут принцесса проснулась, выглянула из складок плаща, словно уродливый совёнок, и увидела, что они входят в лес. Каждый лес страшноват, особенно — при луне, а уж хвойный страшнее всех. Во-первых, он темнее, и темнота как-то гуще; во-вторых, сосны и ели тянутся к луне, словно до тебя им и дела нет, — не то что бук или дуб с широкими, мягкими листьями, который тебя опекает даже в темноте.

Словом, нельзя винить принцессу за то, что она испугалась; к тому же она считала Мудрую Женщину людоедкой. Не стоит винить её и за то, что она стала лягаться и визжать. Что поделаешь, до сих пор она жила уж очень плохо и не могла отличить добро от зла, хотя только что спала в материнских объятиях.

Мудрая Женщина опустила её на землю и пошла вперёд, сквозь чащу. Принцесса жутко завопила, но сосны и ели не укрыли её, не шевельнули и самой маленькой иголкой. Однако крик всё же привлек внимание — кто-то завыл, кто-то зарычал, засверкали белые зубы, загорелись зелёные лампы глаз, и стая волков сбежалась на непроизвольный зов. Надо сказать, принцесса так зашлась от крика, что ничего не услышала, хотя в довершение ко всему сотни когтистых лап громко шуршали упавшими шишками.

Самый большой и старый волк обогнал других — опыт научил его определять, откуда идёт звук. Розамунда заметила наконец, что приближаются зелёные огни, и онемела от ужаса. Она стояла, разинув рот, словно собиралась съесть волка, а кричать не могла — язык свернулся, как листок на морозе. Чудище неслось к ней, потом приостановилось, готовясь к последнему прыжку; и тут из-за дерева вышла Мудрая Женщина, схватила его за горло — он уже летел, — встряхнула и отбросила в сторону. Потом она обернулась к принцессе, а та кинулась к ней и укрылась в складках плаща.

Несчетное воинство волков окружило их, словно море, чьи волны с хриплым рычаньем бились о ноги Мудрой Женщины; но она, как прочный корабль, прошла сквозь них. Они кидались на её плащ — но отскакивали и убегали; они прыгали на неё — и снова валились вниз. Так шла она сквозь страшную стаю, пока ни с того ни с сего волки не повернули и не исчезли в чаще. А она всё шла тем же неспешным шагом.