Дракон и раб

– А ты сама не подаешь милостыню?

Она нехотя, как показалось Джеку, вынырнула из куста и уставилась на него темными глазами.

– Ты что, такой наивный? – горько спросила она. – А может, просто дурак? Мы все – рабы. Рабы. Мы на самом дне, отсюда уже некуда падать. А милостыня существует для тех людей, у которых есть лишнее, чтобы отдать это другим. Милостыня – не для нас. Здесь никто о тебе не позаботится. Никто, кроме тебя самого.

– А как же Маэрлинн? – спросил Джек. – По– моему, она пытается нам помогать.

– О да, – огрызнулась Лиссса. – Маэрлинн. Она помогала и родителям Ноя – они оба теперь мертвы. Она помогала дяде Греба и Гриба. Он тоже лежит в могиле. – Девочка быстро посмотрела куда– то мимо плеча Джека. – Хотелось бы знать, принесли ли ее добрые намерения пользу хоть кому-нибудь.

Джек обернулся и увидел автомобиль с открытым верхом, вроде того, в котором его сюда привезли. В автомобиле кроме шофера были два бруммги: один – взрослый, а второй – куда меньше и младше первого. Автомобиль остановился, оба пассажира вышли.

– Быстрей. Хотя бы делай вид, что работаешь, – предупредила Лиссса, снова нырнув в кусты.

Джек шагнул к следующему кусту и снова принялся собирать ягоды, краем глаза наблюдая за двумя бруммгами, которые медленно пошли вдоль линии рабов. Младший бруммга непрерывно тараторил, обращаясь к старшему.

Джек почувствовал, как все вокруг напряглись, и тихо спросил Лисссу:

– В чем дело?

Он заметил, что клезмер перестал играть и отступил в сторону, молчаливый и настороженный.

– Это что, инспекция?

– Хуже, – прошипела Лиссса из куста. – Проклятое отродье, дочка Крампача, вернулась за новой игрушкой.

Джек нахмурился.

– За новой игрушкой?

Бруммги продолжали идти, младшая тыкала пальцем то в одного, то в другого раба и что-то спрашивала; старший бруммга ей отвечал. Джек понял, что Лиссса права: точно так ведут себя малыши в магазине игрушек. Малыши, которые пытаются уговорить отца купить все, что попадается им на глаза.

А потом дочка внезапно остановилась и стала тыкать пальцем еще требовательней. Ее отец что-то ответил; она продолжала настаивать, и бруммга, пожав плечами, сдался.

Из линии рабов выступил один из сородичей Лисссы, долом. Старший бруммга сделал повелительный жест, взял дочь за руку и вернулся к машине.

Осторожно поставив на землю миску с собранными ягодами, долом последовал за ними.

За спиной Джека Лиссса что-то неистово прошипела.

– Чтоб ей раздуться и лопнуть! – пробормотала она.

– Что она с ним сделает? – спросил Джек.

– Вероятно, разрисует, – ответила Лиссса, выплевывая каждое слово так, будто они были отвратительными хрящами. – Так она обычно поступает, когда выбирает долома. Она полагает, что наша чешуя похожа на раскраску, которая только и ждет, чтобы ее размалевали.

Девочка издала глубокий рокочущий звук, который, казалось, отозвался эхом в ее груди и горле.

– А может, она решит вырезать на нем узоры. Она однажды уже проделала такое.

Джек вздрогнул.

– Это наверняка больно.

– Если делать глубокие надрезы – да, – ответила Лиссса. – Именно так она и поступила. А потом ей это надоело и она отослала долома обратно, но он заболел, потому что порезы воспалились. Он умирал шесть дней.

– Милая малышка, – пробормотал Джек, ссутулив плечи.

Дрейкос беспокойно сновал по его коже, и мальчик физически ощущал исходящий от дракона гнев.

Он не мог обвинять к'да. Именно из-за таких вот проявлений дракон ненавидел рабство, да и сам Джек готов был вступить в клуб аболиционистов.

– А как насчет того долома? – спросил он Лисc– су. – Ты его знаешь?

Он слишком поздно понял, что задал дурацкий вопрос. Конечно, она знала всех доломов, которые были среди рабов.

Однако ответ девочки его удивил.

– Не очень, – ответила Лиссса. – Кажется, его зовут Плэсссит, а может, Пласссит. Как-то так.

Джек, нахмурившись, смотрел на нее, но похожая на черепицу толстая чешуя не позволяла распознать выражение ее лица, когда она смотрела на бруммг.

– Ты не знаешь его? – спросил мальчик. – То есть... Я имел в виду – он же один из твоих сородичей.

Она перевела взгляд на Джека.

– Как, ты сказал, тебя зовут? – с намеком спросила Лиссса.

И так же демонстративно повернулась к нему спиной, вернувшись к работе.

– Понятно, – пробормотал Джек.

Здесь вправду все было ясно как божий день. Лиссса не хотела знать ни одного из них. Они все были рабами, она тоже была рабыней, и единственное место, где она могла спрятаться от действительности, – это внутри себя.

И там она хотела бы остаться навсегда.

Автомобиль тронулся с места, увозя бруммг и до-лома, и после этого некоторое время царило молчание. Потом клезмер снова заиграл, а рабы опять принялись собирать ягоды. Когда клезмер проходил мимо Джека, мальчик положил пригоршню ягод в его миску. Старик пробормотал слова благодарности, и, повинуясь внезапному импульсу, Джек добавил еще пригоршню.

После этого он долго гадал, почему так поступил. Вероятно, он удивился собственному' порыву гораздо больше, чем удивился ему клезмер. Тем более что на кону стоял обед самого Джека.